— Что ты собираешься делать дальше? — спросил он Давида, когда тот явился к нему по вызову.
— Я не думал ещё об этом.
— Предлагаю тебе остаться в моём войске. Ты, надеюсь, понимаешь, что этот мир недолговечен, и совсем скоро мы вновь возьмёмся за оружие.
— У меня жена родила, а я ещё и ребёнка не видел, мне надо с ней где-то жить.
— Если захочешь, можешь жить с семьёй у меня. В любом случае — это твой выбор.
Недолго раздумывал Давид, он принял предложение князя и решил сейчас же ехать на хутор за семьёй.
Там, в надёжном месте, ждала его женщина, которая была для него дороже всех на свете. О ней думал он в тяжёлые бессонные ночи перед боем, когда неизвестность тревожным крылом трогала душу, её образ вставал у него перед глазами, когда неукротимая ярость и ненависть управляла его сильной рукой, безжалостно убивающей врагов. Он убивал, чтобы не убили его, он убивал, чтобы сохранить жизнь своей женщине и маленькому человечку, которого ещё не видел, но которого уже любил. Он убивал во имя жизни потому, что те нелюди, которые зверски сгубили его семью, не имели права жить.
Он научился убивать, он стал профессионалом высокого уровня, он доказывал себе и всем, что евреи могут не только молиться, но и быть бесстрашными воинами. Он создал отряд из храбрых еврейских юношей, которым нечего было терять, потому что у большинства из них казаки убили всех родных. И теперь совсем ещё молодые люди убивали этих казаков, убивали безжалостно и беспощадно, убивали профессионально и неотвратимо, как учил их командир.
Рут приходила к нему во сне, он клал голову на ее колени, и она гладила его курчавую шевелюру, в которой не осталось ни одного чёрного волоса. Она ласково проводила рукой по его щеке, он чуть поворачивал голову и губами касался её тёплой ладони, которая почему-то пахла детством и молоком.
Он хотел, чтобы она всегда была рядом, чтобы можно было обнять её в минуты прилива нежности, чтобы можно было ложиться с ней в постель и ласкать такое желанное, такое манящее тело.
Только в Збараже, когда голод и болезни косили людей, он рад был, что она живёт не здесь, а в тихом месте, и у неё много еды.
Для безопасности, на случай непредвиденной встречи с шайками разбойников, которых много развелось в это тревожное время, он выбрал два десятка преданных ему людей из своего отряда.
Рано утром маленький отряд тронулся в путь, чтобы к вечеру достигнуть хутора.
Глава 11. Возвращение
Изредка перекликаясь, ехали Михаил и Сашка через разорённые войной сёла. Путь их тоже лежал на хутор. Сашка торопил друга. Он нервничал и злился на себя, что оставил в такое время женщин одних на попечение деда Макара.
Но и сидеть на печи не мог, болело сердце за друга: он там воюет, ему каждую минуту смерть угрожает, а Сашка пристроился тут, за бабьей юбкой…. Даром, что Леся любит его очень. И он уже не мыслит себе жизни без неё. Но он мужчина и уже здоров, стыдно перед собой: может быть, сейчас, именно в эту минуту, нужна его помощь, а он готовит хворост для растопки.
Не выдержал — сбежал, наказав перед тем деду Макару, чтобы держал порох сухим, похвалил его, что тот не забыл воинское дело и помнит, как стрелять из того старого ружья, что висит у него в чулане. Дед гордо расправил плечи и усы:
— А что, не я ли ходил на крымцев да на османов, и Константинов-град с казаками, не я ли брал? А в Московию кто наведывался?
— На твоём попечении две женщины остаются и ребёнок, справишься?
— Не бойсь, цей хутор я основал ще молодым, як жениться решил и казачье ремесло бросить. Он, как крепость, сделан, его в осаду брать надобно, а дело это хлопотное и не быстрое. Да и не часто гости сюда наведываются.
— Часто — не часто, ждать всегда надо.
— Езжай со спокойной душой.
Сашка и уехал, а вот сейчас спокойствия как не бывало.
Через некоторое время показался хутор, над ним поднимался столбик дыма. Друзья пришпорили коней, поняв, что на хуторе непорядок и, подскакав ближе, пустили их в галоп.
В открытых настежь воротах, увидев толпящихся во дворе вокруг костра человек десять неизвестных, сняли ружья и выстрелили почти одновременно. Двое упали, остальные бросились к привязанным в углу двора лошадям, но добежать не успели. Всадники в яростном порыве, дико вращая коней, молча рубили разбегающихся людей. Они совсем недавно вышли из большой битвы, они были сосредоточены и искусны, удары их были точны и неотразимы. Вскоре только убитые разбойники лежали на земле. И лишь двое, успев сесть на коней, ускакали. Друзья не погнались за ними.
Они подбежали к лежащему на земле деду Макару:
— Где женщины?
Дед Макар промычал что-то, он был связан, и не мог пошевелиться, во рту у него торчал кляп. Сашка вытащил кляп.
— Они там, в доме, — еле выговорил дед Макар.
В комнате, куда вбежал Сашка, лежали Леся и Рут. Руки и ноги их были связаны.
— Живы?
— Там Самсон, — Рут, привязанная к вбитому в стену крюку, кивала в угол, — там сыночек мой.