Ходи прямо, хлопец

— По имени назвал, — сказала повариха, — по имени-то меня когда звали — и не упомню, — и заплакала в голос.

Аннушка стала ее успокаивать, а Лепко тут же дал совет.

— Выпей, Мартыновна, все пройдет.

Повариха выпила и утихла. А скоро и вовсе завила горе веревочкой и пошла плясать. Она бойко выстукивала каблучками, кружась на одном месте, вскидывала руки и клонила голову набок, по-лебединому.

— «И пить будем и гулять будем, — подпевала себе Мартыновна, — а смерть придет — помирать будем…»

— Ну, Мартыновна, — удивился Шевчук, — ну, змей-баба!

А повариха шла на него, вколачивая каблуки в пол:

— «…Ох, смерть пришла, меня дома не нашла…»

И вдруг круто повернулась повариха к Борису, стала возле него и сказала, с вызовом глядя на бригадира:

— Никому его в обиду не дам! Семка из-за поганого вентеря его бить хотел — не позволю. Ты, Егорыч, порядка не наведешь, сама тому Семке гляделки выцарапаю.

Лепко покосился в сторону Цыбина, замахал руками на повариху.

— Тю на тебя, нашла место, где свару затевать! Уже навели порядок, никто Бориса обижать не собирается, не шуми.

Мартыновна погрозила бригадиру пальцем и подмигнула косым глазом.

Лепко отвернулся.

— Погостевали, и довольно, — сказал он, — завтра подниматься рано, — и первый направился к двери.

Борис вышел вместе с Цыбиным. Они закурили и пошли к берегу.

— Вы тут недавно? — спросил старший инженер.

— Месяца нет.

— Ну и как, не тяжело?

— Поначалу было тяжело, сейчас втянулся.

— Это вы сами решили — в бригаде поработать, или дядя посоветовал?

— Сам решил, — сказал Борис, но вспомнил Раису и поправился. — Посоветовали мне, я и решил. А дядя одобрил.

Цыбин нравился Борису: было в нем что-то четкое и твердое — надежный человек.

— С рыбаками ладите? — спросил старший инженер.

— Вроде бы ничего, ладим.

— Это хорошо. Народ тут крепкий, работящий, но не без хитрости.

Подошел Шевчук. Сухое лицо его казалось вырубленным из темного дерева.

— Замечаем мы, Алексей Иванович, — начал он, — рыбы в нашем море вроде бы больше стало.

— Должно быть больше, потому что хищнический лов прекратили.

— Это точно, по науке ловим. Могли бы три плана дать, а наука не дозволяет.

В голосе Шевчука было сожаление.

— Вот, пожалуйста, — обратился Цыбин к Борису, — дай им волю — все до дна вычерпают в три года, а потом зубы на полку.

— Мы против науки не идем, — отозвался Шевчук, — понимаем.

— Раздвоение личности, — усмехнулся Цыбин, — понимают, что рыбные запасы надо восстанавливать, но при удобном случае рвачески выхватывают рыбу сверх всяких норм.

— Что вы, Алексей Иванович, мы больше нормы не берем, — возразил Шевчук.

— Я не о вас, — успокоил его Цыбин.

Бориса подмывало сказать старшему инженеру, что он прав, что вот здесь же, в этой бригаде, среди бела дня брали рыбу из браконьерски поставленного вентеря. Но он промолчал об этом.

— Чудно, — сказал он, — в наше время — и находятся люди, рассуждающие, как тот король Людовик: «После нас хоть потоп».

— Находятся, — подхватил Цыбин, — в разных чинах и званиях, но с одинаковым психологическим изъяном. На моей памяти в Азовском море ловили рыбу хамсаросом, из которого никакая мелочь не уходила. И той мелочью план выполняли, не думая о том, что под корень рубят рыбное богатство. Ни министр не думал, ни бригадир рыболовецкой бригады…

Видно было, что размышлял об этом Цыбин много и высказывал сейчас мысли, продуманные, горько пережитые.

— Что верно, то верно, — поддакнул Шевчук, — шаманку уже не на килограммы, а на штуки считаем.

Цыбин сел на нос байды, наполовину вытащенной из воды.

— С каждым годом, — сказал он, — человек все больше вооружает себя техникой. Всякой. Путешествие из Петербурга в Москву длилось месяцами, сейчас ТУ-104 летит от Москвы до Ленинграда один час. Мы можем создать моря, поворачивать реки, сносить горы — менять лик Земли.

— Здорово! — не утерпел Борис.

— Да, если менять лик, а не сворачивать скулы. Режим реки мы можем изменить за один-два года. Инстинкты у рыб складывались веками, за год-два их не изменишь. Что рыбе остается? Погибать?

— Так что же делать? — спросил Борис.

— Думать, — ответил Цыбин. — Не только о новых морях и сверхмощных плотинах, но и о рыбе. А в конечном счете — о человеке. — Он встал, прошелся по хрустящему ракушечнику. — Идем-ка спать!

И первый зашагал к общежитию.

9

Генка прискакал на красном мотоцикле хмельной и угрюмый. После обеда в Аннушкиной комнате вспыхнул скандал. Мартыновна и бригадир ходили унимать расходившегося Генку. После этого он уехал. Аннушка вышла только вечером, заплаканная. Под левым глазом у нее растекался синяк.

У Бориса сердце зашлось от жалости к Аннушке. Когда она, уложив Клару, вышла из дому, Борис последовал за ней. Аннушка села на перевернутую байду, подперла кулаком щеку, пригорюнилась. Борис робко приблизился, постоял. Аннушка молчала.

Он сел — не рядом, на почтительном расстоянии.

— Он вас ударил? — спросил Борис.

— Ударил, — сухо ответила Аннушка.

— Нельзя разрешать, чтобы…

— А он не спрашивался.