«Санитарная станция, – гласит красноречивый доклад доктора Арустамова, – по мере возможности (!) доставляла провиант. К концу обсервации (только к концу!) некоторые пароходные общества стали подвозить провизию для своих пассажиров… Но это, – эпически прибавляет докладчик, – была лишь капля в море». При этом еще «буфетчики и судовая команда на пароходе, пользуясь тяжелым положением пассажиров, бессовестно эксплуатировали последних». «Только тот, – продолжает этот замечательный доклад, – кто присутствовал при ужасных сценах плача, жалоб и проклятий здоровых пассажиров, находившихся вместе с больными и разлагающимися трупами (!!), – только тот может иметь понятие о том, какое благодеяние оказывали быстрая и тщательная дезинфекция людей и вещей на „Могильном бугре“ и устроенные там бараки»…
Доктор Арустамов, очевидно, настоящий оптимист… Конец этого периода, неожиданно прославляющий благодеяния быстрой дезинфекции, для которой задержано 10 тысяч людей без воды и пищи, – признаемся откровенно, – нимало не убеждает нас в том, что эта дезинфекция представляла для кого бы то ни было благодеяние, а не ужасающее бюрократическое преступление. «Другая же больница, – продолжает докладчик, – была устроена только к 20 июня, почему в плавучей больнице стали накопляться больные и мертвые». Часть трупов Арустамов с своими помощниками свозил на берег (30 верст!) и хоронил своими средствами, а больных, в числе 45 человек, и 17 трупов отправил с 19-го на 20 июня на Благословенный промысел.
Между тем с утра и до поздней ночи, одни за другими, подходили суда к санитарной станции за свидетельствами. И большая часть привозила больных и умирающих, или люди заболевали во время стоянки, что, разумеется, при описанных условиях должно было идти в усиленной степени…
При этом справедливость требует отметить, что личный состав отряда делал настоящие чудеса. «В продолжение десяти дней медицинский персонал (мы видели – какой) работал без отдыха и сна». «Кругом станции стояла масса судов с тысячами пассажиров. Необходимо было снимать трупы, возможно скорее свозить их на берег и предавать земле», тем более что «много трупов привозилось с моря уже разложившимися», а земля была на расстоянии 30–40 верст от станции. «Берега настолько мелководны, что даже на лодках нельзя было приставать к ним. Больных и трупы нужно было переносить на руках, по колено в воде»…60
Далее: «необходимо было самим врачам снимать больных со шхун в больницу, ибо команда шхун и пассажиры отказывались помогать в этих случаях. Нужно было самим врачам снимать платье с больных, омывать их, переодевать и переносить в палаты, где больные лежали на сене (в мешках), тесно друг около друга; надо было ежеминутно обеззараживать извержения больных. По причине такой неурядицы один фельдшер, Земский, умер от холеры»…
Вот каково было положение вещей, изображенное доктором Арустамовым, главным деятелем Девятифутовой обсервации, и вот при каких условиях передовой санитарный пикет встретил холеру в Каспийском море перед Астраханью. А ведь это и была первая встреча, которая определила очень многое в дальнейшем.
Разумеется, поведение доктора Арустамова и всего этого передового отряда, если смотреть на них как на исполнителей выработанных астраханским губернатором инструкций, – стоит выше всяких похвал. Впоследствии мы читали в связи с этой холерной кампанией много приказов о наградах и благодарностях, начиная с г-д губернаторов и кончая упомянутых уже прапорщиком морской артиллерии В. И. Гловацким, которого H. М. Баранов печатно благодарил «за быстрое изготовление фонарей и флагов». О награждении или хотя бы благодарности доктору Арустамову мы ничего не помним. А между тем, когда все фонари разобьются и истреплются все флаги, – имена доктора Арустамова с товарищами должны перейти в бытовую историю русской общественности как пример истинного героизма, который, однако, на службе у бессмысленных чиновничьих усмотрений оказался не только бесплодным, но прямо гибельным и вредным.