Холера в России. Воспоминания очевидца

«Тиран-исполнитель» – это, конечно, военный министр граф Аракчеев, которому Александр I вверил организацию военных поселений и потом начальствование над ними. Таким образом, создавалась чрезвычайно народная легенда о царе-благодетеле и жестокосердном слуге, извратившем царскую волю.

Действительность рисуется несравненно более прозаичною. Империалистической России необходимо было держать под ружьем огромную армию, чтобы поддерживать свое главенствующее положение в Западной Европе. Армия требовала больших затрат, а государственный бюджет и без того сильно хромал. Необходимо было изыскивать пути к сокращению военных расходов. Необходимо было, наряду с этим, обеспечить какой-то новой твердой опорой самодержавный строй, который вследствие социальных и политических сдвигов последних лет оказывался всем в тягость и чувствовал себя крайне одиноко и неуверенно.

Удовлетворению этих насущных для правительства требований и должны были служить военные поселения. Они сулили правительству образование со временем огромной армии, обслуживавшийся продуктами собственного труда, что должно было разгрузить государственный бюджет⁷⁶. Армия эта, изолированная и воспитанная в традициях слепого повиновения, обещала в будущем стать новой опричниной, железным кулаком, способным защитить самодержавие. Итак, опыт создания военных поселений продиктован был не мягкосердечием императора Александра, «благословенного», как раструбили верноподданные бытописатели, и не безумным капризом жестокосердного временщика, как склонны были толковать либеральные историки. Создание военных поселений диктовалось социальными противоречиями, представляя собой судорожную попытку самодержавия выбраться из безвыходного тупика.

Поистине кошмарные условия быта военных поселян неоднократно описывались в литературе. Стесненные строжайшей регламентацией, предусматривавшей буквально каждый шаг, вплоть до женитьбы или рождения ребенка, поселенные крестьяне и солдаты равно изнемогали под бременем непосильных работ и требований.

Неся весь тяжелый крестьянский труд, усугублявшийся всевозможными строительными работами, дорожными повинностями и пр., поселяне вместе с тем должны были приобретать «твердое знание всего касающегося до военной экзерциции». Иными словами, в военных поселениях процветала та же сумасшедшая парадомания, те же шпицрутены и мордобой за малейшее нарушение мертвящей дисциплины, словом, решительно все то, что солдатскую службу обращало в бессрочную каторгу и почему многие солдаты сознательно шли на преступление, чтобы казарму сменить на острог.

Начальствующий состав поселенных войск соответствовал всему вышесказанному, представляя собой картину полного морального разложения. Сколько-нибудь честные и порядочные офицеры всячески увольнялись от назначения их в округа военных поселений. Будущий декабрист, прапорщик Лихарев, со школьной скамьи угодив в военные поселения, с ужасом писал, что увидел себя окруженным «отбросами человечества».

Первые военные поселения устроены были в Новгородской губернии и на Украине. Будущие военные селяне сдались не сразу. Крестьяне нисколько не обманывались трескучей шумихой фраз и, угадывая за ней ожидавшую их действительность, всеми силами противились осуществлению «благодетельного» замысла императора Александра.

В Холынской и Высоцкой волостях Новгородской губернии введение поселений вызвало открытое возмущение крестьян и целый ряд крестьянских депутатов к царю и членам «августейшей фамилии»⁷⁷. Как видим, крестьяне тогда еще склонны были смотреть на дело так же, как и восторженный генерал Маевский и ему подобные, веря в благие намерения царя и все свои надежды на Аракчеева. Восстание было подавлено с помощью артиллерии и кавалерии, а депутации упрятали. Впрочем, это только сейчас, на бумаге, звучит так просто, ибо в нескольких строках трудно обрисовать спорное сопротивление новгородских поселян, окончательно сломленное только в 1818 г., т. е. почти через два года.

На Украине конфликт между «благодетелями» и «благодетельствуемыми» принял еще более острые формы. Шаткие станицы поднимались одна за другой при известии об обращении их в военные поселения в 1817 г. Казаки отказывались присягать и оказывали открытое противление правительственным войскам. На усмирение их со всех сторон стянуты были верные полки. Казаков гнали к присяге кавалерийскими шашками и заряженными пушками. Зажатое в железных тисках правительственных войск, восстание было раздавлено. Но летом следующего, 1818 г. оно вновь вспыхнуло, снова потребовав вмешательства военной силы.

Все это было только еще прологом к назревавшему кризису, который разрешился летом 1819 г. так называемым Чугуевским бунтом, в самом центре слободско-украинских поселений.

Инспираторами возмущения явились богатые хуторяне, которых введение военных поселений задевало особенно больно, лишая их всякой хозяйственной самостоятельности. Но они только уронили искру мятежа, которая была уже зажжена беднейшей частью казачества.