Холера в России. Воспоминания очевидца

Восстание, вспыхнувшее в Чугуевском уланском полку, сразу же перекинулось по соседству, в округ Таганрогского уланского полка, охватив не только казаков и поселенцев, но – что было особенно страшно – и поселенных улан. Бунтовщики твердо держались решения во что бы то ни стало уничтожить военные поселения.

Наиболее радикальным для сего средством считали убийство Аракчеева, который сам прибыл к месту действий и буквально утопил Чугуев в крови.

А правительство еще играло с бунтовщиками в милосердие, ибо недипломатичным казалось жестоко карать людей за одно только непонимание благих намерений самодержавной власти. Но пришла пора выпустить когти, и десятки мятежников прошли по «зеленой улице», сквозь тысячу человек по двенадцать раз. Двенадцать тысяч шпицрутенов – это был утонченнейший вид смертной казни. Свыше половины истязуемых умерло под палками.

Впрочем, не одни только шпицрутены сеяли смерть в военных поселениях. Отчеты 1820-х годов, несмотря на всевозможные затушевывания, с непреложностью свидетельствовали о том, что смертность в округах военных поселений значительно превышала рождаемость, почему не было надежды на пополнение поселенных полков изнутри. «При десятой доле умирающих между работавшими батальонами смертность не считалась большою, – вспоминал полковник Панаев. – Когда умирала восьмая доля, тогда только производились следствия».

«Запасные магазины, заемные и вспомогательные капиталы и тому подобные учреждения прекрасны, – замечал вполне благонамеренный современник Н. В. Путята. – Но желательно бы знать, какое действие они имеют на развитие промышленности и благосостояние поселян? Не было ли все это наружною выставкой, подобно щеголеватым зданиям поселений, в которых жильцы не знали, где приютиться, из опасения испортить казенную мебель и утварь и подвергнуться за это строгому наказанию, или вроде тех сытых обедов с жареным поросенком, которые потихоньку переносились из избы в избу в дни посещения поселян знатными особами. Все красивые постройки, регулирования, дороги, шоссе, все обзаведение и устройство поселенных местностей стоили огромных сумм и производились в ущерб государственной казне и прочим жителям России. На все усиленные и часто несвоевременные работы употреблялись тысячи людей, смертность между коими, по официальным сведениям, иногда до ходила до десятой части всего их числа…»

Если, таким образом, военные поселяне оказывались в положении, разительно напоминавшем положение негров на рабовладельческих плантациях где-нибудь в низовьях Миссисипи, то, с другой стороны, и государственный бюджет тоже не выигрывал от этой новой системы. Правда, Аракчееву удалось скопить запасной капитал до 50 млн рублей, но цифра эта была обманчивая, дутая. Ибо при этом не учитывались колоссальные расходы, понесенные казной по самому устройству поселений, в первые же годы их существования поглотившие до 100 млн рублей.

Цифры государственных расходов значительно еще округлялись чудовищным воровством, царившим в округах военных поселений, а также и тем, что поселенцы освобождены были от всех податей. И еще последнее обстоятельство, уподоблявшееся похоронному звону по несбывшимся хозяйственным иллюзиям правительства, заключалось в том, что продукты, производившие в военных поселениях, оказывались совершенно недостаточными для поселян, и значительное число их получало содержание от казны. Это последнее происходило в значительной мере от дурного, безобразного хозяйничания, в котором, как и во всем строе военных поселений, основной упор делался на внешность, на вывеску. Достаточно послушать, что говорит тот же восторженный генерал Маевский, приехавший к месту службы с сердцем, исполненным благоговения перед правительством за его мудрые и благие начинания «Представьте, что корова содержится, как ружье, а корм в поле получается за 12 верст; что капитальные леса сожжены, а на строение покупаются новые из Порхова, с тягостнейшей доставкой, что для сохранения одного деревца употреблена сажень дров для обставки его клеткой, – и тогда получите вы понятие о государственной экономии. Но при этом не забудьте, что поселянин имеет землю только по названию, а общий его образ жизни – ученье и ружье; что он, жена и дети, с грудного ребенка, получают провиант, и что все это стоит миллион казне. При том, от худого расчета или от того, что корова в два оборота делает в день по 48 верст до пастбища, – всякий год падало до 2 тыс. коров в полку, чем лишали себя позема и хлебородия, а казна всякий год покупала новых коров».

Вопреки всем этим неблагоприятным показателям искусственно насаждаемые военные поселения быстро росли и к концу царствования Александра I охватывали уже треть всей регулярной армии. К 1825 году корпус военных поселений состоял из 36 батальонов пехоты и 249 эскадронов кавалерии украинских и 90 батальонов пехоты новгородских поселений – всего около 160 тысяч человек.