Холм демонов

И не успел дядя Митяй сдвинуть факел, чтобы проникнуть в тайник, как в зале раздался грозный голос: «Руки вверх!», а следом ярко вспыхнул второй фонарь, резко высветив на фоне замшелой стены три темных силуэта. Дядя Митяй попятился было к одному из четырех выходов из залы, однако Дубов, подскочив, схватил его за шиворот и вернул на середину.

– Сопротивление бесполезно, дядя Митяй, – крикнул детектив, и его слова громовым эхом отозвались под высокими сводами. И, понизив голос, добавил: – Или прикажете называть вас полным именем – Димитрий Мелхиседекович Загрязев?

– Зовите, как хотите, – ответил дядя Митяй, расплывшись в доброй улыбке, совсем не соответствующей его незавидному положению. – Я вижу, что вы меня высведили. Очень ховошо. Ну вадно, я понимаю, что вам нужны деньги, – продолжал он, безмятежно переводя взор с Василия на скоморохов. – Сотня зовотых вас устроит? Или надо больше?.. Чевт побери! – спохватился дядя Митяй. – Вы же сведили за мной, а не за Дубовым!

– Это не совсем так, дядя Митяй, – усмехнулся Дубов. – Дубова я могу предъявить вам хоть сейчас.

– О, пьеквасно! – обрадовался Седой. – Вы что, пьиташшили его прямо сюда? Ну, тогда отпадают и хвопоты по сокрытию тела.

– Д-да, пожалуй, – согласился Василий и извлек из внутреннего кармана какую-то маленькую баночку. Когда он открыл ее, то по смрадному подземелью разнесся весьма приятный запах, исходящий от зеленоватой мази, что была в баночке. Детектив помазал себе лицо и что-то прошептал. И тут произошло нечто совсем неожиданное: черты лица резко изменились, став более мягкими, куда-то исчезли залысины, и перед скоморохами и дядей Митяем предстал совсем другой человек.

– Дубов! – в ужасе вскрикнул дядя Митяй и в изнеможении опустился на сырой пол.

– Совершенно верно, я – Василий Дубов, – будничным голосом произнес детектив. – Вижу, вы меня сразу признали.

– Возьмите все, – вдруг залепетал дядя Митяй, ползая по полу, – все бевите, только не губите!..

– Встаньте! – брезгливо бросил Дубов. – Проигрывать тоже нужно достойно.

– Все возьмите, все, – истерично бормотал Седой, – я вам дам еще больше, гораздо больше…

– Сколь мелок он, сколь жалок, сколь ничтожен, – не удержался Мисаил от цитаты из какой-то душещипательной трагедии.

– Вот именно, – одобрительно кивнул Дубов. – С одним только добавлением – на совести этого человека не менее трех загубленных человеческих душ. А если хорошенько посчитать, то и гораздо больше.

– Непвавда! – подал голос дядя Митяй. – Ну посмотрите на меня, какой же я убивец? Я и мухи не способен обидеть.

– О ваших отношениях с мухами я ничего не знаю, – ледяным тоном ответил детектив. – А что касается людей, то сами вы их, конечно же, не убивали. За вас это делали другие. Раньше – некто Манфред Петрович, которого вы убрали за то, что он слишком много знал, а в последнее время -некие Анисим и Вячеслав. Именно они убили сначала Манфреда, а затем еще ряд людей, в том числе отставного военного Данилу Ильича и даже духовное лицо -отца Нифонта, который в поисках своего племянника Евлампия узнал больше, чем ему было положено. Если желаете, я могу сказать, во сколько монет вы оценивали человеческие жизни, но это, конечно, уже частности.

– Я это девав ради Очечества! – пискнул дядя Митяй. – Будущие поколения меня опвавдают!..

– Едва ли они вас оправдают за то, что вы подготавливали почву для завоевания Новой Мангазеи князем Григорием, – возразил Дубов, – и с этой целью устраняли всех, кто мог вам в этом помешать. Правда, поначалу я не мог понять, какую роль во всей вашей деятельности играет Миликтриса Никодимовна, но теперь, кажется, понял: она поставляла для вас «одноразовых» исполнителей для совершения таких убийств, которые нельзя было поручить деятелям вроде Анисима и Вячеслава. Не так ли, дядя Митяй? – Тот молчал, угрюмо уставившись в пол. – Ясно, что воевода Афанасий – это значительная личность, и его убийство непременно должно вызвать самое тщательное разыскание. И если бы нашли наемников, то могли бы открыться и другие их деяния, и в конце концов вышли бы на вас. А так – Евлампий делает свое дело, то есть убивает Афанасия, потом бесследно исчезает, тут уж постарались все те же Анисим с Вячеславом, и если даже следствию что-то удастся раскопать, то до истинного убийцы им так просто не добраться.

– Но ты же добрался, Савватей, то есть… – замялся Антип.

– Зовите меня по-прежнему, Савватеем, – улыбнулся Дубов. – А если хотите, то Василием Николаичем. – Да, я добрался. Но это моя работа и мой долг, – не без некоторого пафоса произнес детектив. – Теперь встает новый вопрос – что делать с ним?

– То есть? – тряхнул волосами Мисаил.

– Какого наказания достоин этот человек, дядя Митяй, он же Седой, он же Димитрий Мелхиседекович Загрязев, за свои черные деяния?

– Пьекватите этот самосуд! – захорохорился дядя Митяй. – Я требую, чтобы меня судил Мангазейский суд, самый ствогий и спваведливый!