Холодная осень. Иван Бунин в эмиграции 1920-1953

«Дорогой друг, наконец-то первые вести от Вас! Открытка от 10 октября, телеграмма и деньги (чуть не заплакал — вышло всего меньше 5 тысяч — это сейчас гроши у нас — не посылайте больше таким способом, — если есть у Вас еще что-нибудь для меня, — лучше подождите). Надеемся, что и Вы и Татьяна Марковна (жена Алданова. — В. Л.) и все друзья благополучны. С нетерпением ждем от Вас длинного, подробного письма. Что напечатано из моих рассказов в журнале за все время? Я знаю, что только три — уже давно, давно. Издал ли мою книгу «Темные аллеи» Цвибак? Если нет, молебен отслужу! Я написал к этой книге еще немало новых рассказов, из них посылаю Вам авионом три. Известите о получении и судьбе их. Сколько раз в год выходит «Новый журнал»?…Очень благодарю Вас за устройство продовольственных посылок — погибаем от голода (и холода). Жили все эти годы ужасно, теперь еще хуже. Я продал почти до тла все, что мог продать, — даже из белья. (А как мы жили в других отношениях до бегства отсюда немцев, Вы теперь, конечно, уж знаете от Полонских.) Здоровье мое очень ухудшилось (не говоря уже о слабости от вечного голода) — главное, что-то скверно в печени. Сидим все еще в Грасе — в Париже уж совсем замерзнешь. А вообще куда нам придется деваться — и ума не приложишь: Вы представляете себе, конечно, что будет в Европе почти повсюду! Был слух, что Вы собираетесь вернуться в Париж — правда ли? Теперь мы живем втроем — Марга и Галина Николаевна уже пол года в Германии, Бахрах, проживший у нас 4 года, уехал недавно в Париж. С нами только Зуров… Ваш Ив. Бунин».

Краткие комментарии. Иван Алексеевич публиковал некоторые из своих рассказов, вошедших в книгу «Темные аллеи», в «Новом журнале». Цвибак, получив рукопись этого сборника, усердно «улучшал» ее, удаляя места, казавшиеся ему «эротическими».

Бунин писал Алданову: «Очень огорчен судьбой «Мадрида» и «Второго кофейника», — не постигаю, что в них похабного, — они так чисты, простодушны, «героини» их, по-моему, просто очаровательны — и что это за «богатые дамы», кои вообще гневаются на меня? — ведь все то, что у Вас было напечатано (в первом издании «Темных аллей» и «Новом журнале». — В. Л.) так невинно! И уж совсем не понимаю, почему вдова и дочери Шаляпина могут обидеться на мою архиневинную выдумку, что Шаляпин заехал с Коровиным[77] в тот извозчичий трактир похмелиться, где служила «героиня» «Второго кофейника», и там шутя кричал?! Вы говорите, что «имена вообще лучше было бы выпустить», — никак не могу с этим согласиться…

Да что же это за институтские нравы у Вас?! И как-же это Вы все с ними все-таки считаетесь?! (Терпеть не могу этого соединения — вопросительного знака с восклицательным — но не могу не употребить его сейчас!) Вообще на редкость грустна судьба моей последней книги…»

Вкусы «бедным русским» диктовали «богатые дамы» (думается, не только «дамы»). Ни Алданов в «Новом журнале» (где фактической владелицей была Цетлин), ни Цвибак (здесь тоже были свои хозяева) печатать кого-либо, даже — а может, «тем более» — нобелевского лауреата, не могли по собственному усмотрению.

(Цвибак напечатал в 1962 году в США мемуарную книгу «Далекие, близкие» — под псевдонимом «Андрей Седых». Он многое в ней напутал. К примеру, он несколько приукрасил свои отношения с Буниным, раздув свою роль в его жизни до положения чуть ли не «благодетеля». На деле было иное: за издание «Темных аллей» в США на английском языке ее автору был предложен смехотворный гонорар — 200 долларов! Бунин написал Цвибаку возмущенное письмо, потребовал возвращения ему рукописи. Тогда, как утверждает Цвибак, «при содействии М. Е. Вейнбаума условия удалось несколько улучшить и Бунин получил 300 долларов».

Уже отсюда видно, в какую зависимую роль от издателей поставлен писатель, хотя бы он был и нобелевский лауреат).

Надеяться на издателей не приходилось — бунинские книги мало соответствовали вкусам читателей — будь то Западная Европа или далекая Америка. У людей, большинство которых пострадало в дни войны (если говорить о Франции), явилось слишком много проблем. Каждый думал лишь о том, как бы прожить, как заново устроить жизнь.

Положение Бунина сделалось и вовсе катастрофичным: парижская квартира на «Яшкинской улице» на время его отсутствия была сдана мэрией семье с изящной фамилией Графы. Теперь эти самые Графы, нарушая договор, отказывались покинуть квартиру.

Зато владелица «Жаннет» изъявила желание вернуться из Англии в Грас и просила освободить ее виллу.

Без жилья, без заработков, без надежды хоть как-то поправить положение… Даже не впадавшая в отчаяние Вера Николаевна, вечно ободрявшая мужа, теперь не знала, что делать:

— Где выход? К кому обратиться? — И слезы катились по ее ставшим дряблыми щекам.

— Выход есть! — горько шутил Иван Алексеевич. — Утопиться в Средиземном море. Впрочем, не уверен, что наскребем деньги на автобус, чтобы до Ниццы доехать. А ближе моря нет.

В этот момент скрипнула дверь, и как всегда не вовремя, вошел Зуров.