Холодное пламя жизни (сборник)

«Ага, голубки не просто так перешагивали», – убедился он, глядя на тонкую стальную проволоку растяжки, уходившую концами в неприметные, рукотворного вида холмики из почерневшей, пропитанной олифой стружки. Что там, МОН-50, ОЗМ-3 растяжка из Ф-1 или какая сигналка-самоделка? Проверять явно не стоило, но руки так и чесались кинуть хлыст от растяжки к дверце лаза, чтобы как только кто полезет… бах! Делать этого он не стал, при удачном раскладе возвращаться Басмач планировал этим же путем, но петельку из тонкого шнура все же накинул и запрятал в жухлой траве. Приник к ржавому листу, прислушался: по ту сторону кто-то был.

– …брат Николай приволок девку, сначала избивал ее ногами, а потом стал трахать. Предложил мне, но я отказался. Это же противно, – жаловался один голос.

– Согласен, брат, согласен, – отвечал второй. – Ладно, Кирилий, пойду, сегодня моя очередь стоять на бдении у алтаря Гласа.

– Везет тебе…

– Так в везении ли дело? Я выпросил у келаря бутылку наливки и передал эклесиарху, ну, в благодарность. Вот меня к алтарю и распределили. Смекаешь?

– Головаст, однако. И мне, штоль, наливкой разжиться?

– А и попробуй. Только погоди малость, пропусти одно бдение и не говори, что от меня узнал.

Трепались они долго, Басмач уже был готов оторвать лист лаза и передушить этих болтунов голыми руками, как вдруг голоса стихли. Он осмотрел лаз, нашел потайной «замок» из кривого гвоздя и такие же петли. Дверца отошла беззвучно. Спиной к забору, уставившись в одну точку, курил мужик в хламиде. Судя по запаху, в куреве табака не было от слова совсем.

Кинжал вышел из ножен быстро и тихо, клинок скрипнул по раздвоенной бороде курильщика, упершись над кадыком.

– Хенде хох! – прошептал Басмач.

– Чего?.. – испуганно просипел часовой, выронил самокрутку и попытался обернуться, но сталь тут же впилась в кожу, а за ворот потекло красное.

– Говорю, стой тихо, держи руки на виду и не рыпайся, иначе примешь смерть лютую, жуткую. Доходчиво?

– А-ага.

– Говори быстро, где найти брата Иннокентия?

– Так в кабинете, наверное, где ж… А! – сталь снова врезалась, но уже глубже.

– Не зли меня, болезный. Говори, как пройти, в деталях говори.

– Ну, эта… выйдешь за угол, пройдешь через улицу до дома двухэтажного, стоящего отдельно, с намалеванной дланью Неспящего. Вот он и есть. Иннокентий или на первом этаже, в кабинете, или в подвале, с новоприбывшими. Мальчиков привезли недавно. А он их любит, вот…

Басмач легонько подхватил голову сектанта, вскинул подбородком к небу и ударил того под коленки. Ноги часового предательски подогнулись, увлекая к земле, но Басмач держал голову крепко. Хрустнуло. Тело дернулось и обмякло. Бородач хотел воспользоваться балахоном сектанта, потому марать его кровью и дырявить было совсем ни к чему. Он вытянул мертвяка через лаз в заборе, оттащил подальше в кусты, попутно насчитав несколько растяжек, и примерил балахон. Оружия при сектанте не оказалось, видно, брат был не из охраны. Зато по карманам оказалось распихано с десяток пахучих самокруток. А на шее сектанта болтался железный медальон: жестянка с оттиснутой раскрытой правой ладонью с отрубленным мизинцем. И торчала эта лапа из волнистых полос, которыми обычно рисовали воду.

Они поклонялись чему-то, что обитало в воде. И рука как бы протягивалась из-под воды. Правая рука с отрезанным мизинцем что-то напоминала, он знал этот символ. Откуда? Пока кутался и распихивал ножи-пистолеты, чтобы удобно было выхватывать, вспомнил.

Дед рассказывал ему в детстве страшилки восточных совсем не сказок, говорящих, что у шайтана только четыре пальца. И если бы их все же было пять, то он смог бы задушить спящего человека насмерть. История, как палец был потерян, тоже присутствовала, но Басмач за почти сорок лет совсем ее позабыл.

Выходило, что сектанты поклонялись дьяволу? Холодок пробежал по спине. Нет, никаких дьяволов Басмач не боялся, люди бывали как-то порой и пострашнее. Основал эту секту человек явно непростой, с выдумкой и недюжинными познаниями, а это уже совсем, как говорится, не баран чихнул. При этом сектантов было немало, они обладали агентами, основали производство чего-то, в этом мире ценного, и Басмач мог дать руку на отсечение, что совсем не хлеба и сушеного мяса а, скажем, огнестрела или пороха. Хорошего выходило мало, но подумать о том следовало позже.

Ливень перешел в морось, а потом и вовсе закончился, из-за туч выглянуло солнце, и земля стала парить. Басмач шел по асфальтированной улице с аккуратно подстриженными кустами у подъездов и старался не привлекать внимания. Мимо сновали люди-тени, прятали глаза и норовили обойти его за два-три метра.

Один, пытаясь обойти, запнулся ногой за ногу и покатился по асфальту, дряхлая мешковина слетела с обритой головы. Под капюшоном оказалось нечто бесполое, бородач не понял, мужик это был или баба. Успел заметить затравленный, полный ужаса взгляд и клейма. Выжженные тавро на лбу в виде раскрытой ладони без мизинца и руны молний – на висках.