Холодные зори

— «Пускай ты умер!.. Но в песне смелых и сильных духом всегда ты будешь купаться в небе, свободном небе, где нет помехи размаху крыльев свободной птицы, летящей кверху». — Высокий голос его дрожал. Читал он с восторгом и верой в силу этих строк. А потом сказал: — Нет еще только в этих листках тех главных слов, которыми кончается эта песня в книге. — И он звонко выкрикнул: — «Безумству храбрых поем мы славу!»

— К чему же слава безумству?

— А затем, что это — безумство храбрых, отважных, самых бескорыстных людей. В этих словах и есть итог всему, о чем там, в этой «Песне», сказано.

— И все-таки, Гриша, в чем я не права? — воскликнула Маринка и задорно, как и раньше, когда она была совсем здорова, вскинула голову с большими рыжеватого отлива косами.

Григорий сидел на поваленной осине и с каким-то особым любопытством вглядывался в разгоряченное, оживленное лицо сестренки. Он провел всей пятерней по лицу, волосам и снова тепло улыбнулся, теперь своим неожиданным мыслям: «Отошел твой мудреный ступор, — с радостью за сестру подумал он, — а сердце у тебя, девка, доброе, отзывчивое к людскому горю. Это величайшее счастье — иметь такую душу».

Григорий теперь явно медлил с ответом. Думал, как бы нагляднее все это объяснить сестренке. Он понимал ее почти детскую наивность и ее горячее желание сразу помочь людям. Да, принимать к сердцу чужую беду как свое личное горе — это уже немалый шаг к тому идеалу человечности, которым жил и он. Только не знает еще Маринка, что пускай еще очень робко, но уже ступила она на тот путь, который требует осознания этих самых целей, этого добра. Человеку, который твердо решил помочь другим обездоленным и бесправным, без твердых и немалых собственных знаний истории и современных условий борьбы передовых людей за справедливость, против насилия и зла, не одолеть темноты других.

А сестренке нужно еще овладеть самой грамотой в буквальном смысле этого слова. Жизнь «в людях» не дала ей книжных знаний.

Наконец раздумчиво и тихо Григорий начал говорить:

— Видишь ли, Маринка! В жизни всегда так получается. Коли не хочешь сам наверняка быть битым, в любой схватке с противником приходится хитрить. По крайней мере действовать осторожно, не торопясь и с дальним прицелом. Удалось тебе первому нанести удар, сразу думай, как отступить, чтобы самому не досталось. Полезно это еще и потому, что дает время выбрать новый удачный момент, чтобы второй удар снова пришелся по противнику без промаха, наверняка.

Не зная законов борьбы, лучше до поры до времени, по крайней мере одной, не ввязываться в серьезную драку.

Маринка, затаив дыхание, слушала брата.

Она понимала, что здесь, в глухих дебрях Брянщины, брат начал с ней вдруг разговор о самой сути жизни, о том, как надо уметь отстаивать свое человеческое достоинство. Она поняла брата в том смысле, что сколько же ей, Маринке, еще не хватает, чтобы до конца, не получив ответного удара, выдержать бой с мадам Анкет. И сколько же, видно, ей и после придется еще узнать, чтоб научиться борьбе хотя бы за простую человеческую справедливость!

А брат весело подумал:

«Продолжай тянуться к своему солнышку, милая. Не навеки оно для тебя будет неуловимым. Не долго тебе быть не с нами, скоро сама все узнаешь». Но и другое невольно подумалось брату: «В зоревое время живем, а зори — они холодные. И это также придется тебе испытать».

Сестре он сказал:

— Что-то мы с тобой о весенних сморчках заговорили, а ядреные осенние грибы тем временем от нас все попрятались. Этак и впрямь сегодня придется нам на ночь животы потуже поясами затянуть. — Быстро встал и пошел опять «досматривать» осенний гриб.

Не в первый, но сейчас в последний раз собирали они грибы в густом бору по берегам красавицы Десны. Сегодня насобирали не так густо, но зато вчера дело шло лучше, а теперь можно пошевелить немного и вчерашний запас.

И вот на поляне вновь пылает большой костер. Маринка удобно устроилась, так, чтобы не сильно припекало, и с азартом начала чистить собранный лесной урожай на варево или грибное жарево, как прикажет брат. Сидят они так, и каждый будто бы свою думку думает. Часто случается этак-то с людьми, если приятно им коротать время в дремучем лесу, сидя у походного лесного огонька. Здесь у каждого из них есть еще третий собеседник, чей глухой верховой, немного таинственный шум располагает к особой откровенности.

А думали они друг о друге.

«Хорошо иметь такого старшего брата, — думает Маринка. — Это он увез меня из города в лес и помог отдохнуть душой, успокоиться. Умный он и заботливый. Что бы я без него делала?»