Холодные зори

У Маринки вскоре появилась и еще новая боль. Втайне ото всех, даже от Фроси, по Маринкиной настойчивой просьбе брат начал было обучать ее письму. И теперь она украдкой листала вторую часть только что выпущенного «Букваря» графа Льва Николаевича Толстого, из которого выписывала по совету брата короткие стишки и рассказики в свою тетрадь по чистописанию. Но ей самой пришлось и отказаться от занятий с братом. От Фроси она узнала, что почти сразу после того, как с завода ушли на фронт первые рекруты военного времени, дела брата в цехе резко ухудшились. Он поссорился с одним из мастеров своего цеха, взяв как-то под защиту солдатку, которую тот беспрерывными придирками по работе и угрозами увольнения склонял к сожительству. А мастер был родственником одного из влиятельных конторских служащих, да к тому же подлец из подлецов. Он стал распускать слухи о Борисове. В их числе немалое место занимали россказни о том, что будто бы Борисов подкапывается под начальника цеха Бежицкого завода господина Лучникова. Сам же мастер больше всего боялся попасть на фронт, а наиболее надежной защитой была инженерная должность, которую занимал Борисов. И если бы начальник цеха освободился от Борисова, ему, мастеру, не трудно бы было занять его место.

Не знала Маринка многого. Если бы одно это, для Борисова было бы полбеды. Но тут зашевелилась местная жандармерия. То ли там, как нередко случалось, специально состряпали на Григория какое-то дельце, то ли филеры (они особенно ныне усердствовали, чтобы угодить начальству) и впрямь кое-что сумели пронюхать о его, Григория, подпольной деятельности. И Григорий Борисов попал вдруг в разряд не сказать чтобы прямо неблагонадежных, но взятых «на подозрение». А это крепко ему связывало руки не только на самой работе, но и в его подпольной деятельности.

Постепенно ранее хорошо ему знакомые инженеры, начальники других цехов и даже мастера начали стороной обходить Борисова, более того, многие стали открыто относиться к нему настороженно.

Эту перемену к себе прежде всего он, конечно, увидел в изменении добросердечного отношения к нему со стороны его прямого начальника.

Человек богобоязненный, большой службист из тех, что почитали всякого, кто стоял хотя бы одной ступенькой выше, и не были настроены мирволить панибратству с простолюдинами из лапотников, Фрол Саввич Лучников стал ныне во всеуслышание порицать Григория за беседы, которые тот любил вести с рабочими. Излишний демократизм как раз и был, на взгляд Лучникова, хотя пока что и единственным, но явно слабым местом у его техника, взятого на инженерную должность. И если раньше начальник кое-что ему спускал, теперь не пожелал более мириться и с этой слабостью Григория Борисова.

И тому оставалось одно — немедля взять расчет, чтобы успеть получить чистые документы и приличные отзывы начальника. И Григорий решил использовать неписаное, но верное по тем временам право, предоставленное ему, как человеку, близкому по своей инженерной должности (он честно завоевал это право на заводе как сменный инженер) к начальнику, обратиться к его милости через одного из самых доверенных его людей.

Вот и появился Борисов нежданно и незвано в особняке Лучникова с красивым букетом цветов. Его блистательный вид во всем преуспевающего, даже чуть фатоватого, но искреннего поклонника больших талантов своего начальника не мог вызвать у мадам Лучниковой никаких подозрений в его добропорядочности, когда он галантно вручил цветы стареющей даме. Григорий не раз высказывался в кругу друзей, что самый страшный враг России — это провинциальное мещанство, которое мешает рабочему классу идти прямым путем чистой, незамутненной правды и требовать справедливой платы за свой тяжелый и честный труд. Теперь он сам счел надежней всего принять вид этого ходкого типа времени — верного слуги православия, государя и отечества, густопсового, уверенного в своем преуспевании мещанина.

Играя заранее обдуманную роль перед мадам Лучниковой, Борисов сокрушался жестокостью века, в котором они живут, в самых общих и витиеватых словах высказал суждение о множестве несправедливостей, кои существуют и поныне в мире, их окружающем, таком холодном и неприветном.

— Посмотрите вокруг, — витийствовал Борисов. — Дикие леса, полные непроходимых топей и хищного зверя, отсутствие электрического освещения даже в доме, где живет такой, как ваш муж, высокоталантливый инженер и руководитель процветающего производства.

Мадам Лучникова благосклонно внимала красивым словам и не менее выразительным взглядам обаятельного и недурного, оказывается, собой молодого человека.

А Борисов ретиво продолжал:

— Скажите, пожалуйста, о чем говорит почти полная безграмотность населения не только в деревнях, но и в городе? Ужасные болезни косят мужика как траву, повсюду поголовное пьянство, в деревне дикость! А равнодушие, жестокосердие к людям?