Читаем Холодные зори полностью

«К чему он это клонит?» — в легкой растерянности соображала мадам. Борисов и сам, казалось, был упоен всепокоряющим даром своего красноречия, которое, он видел, ошеломило собеседницу и, конечно, должно еще больше расположить ее сегодня к нему.

«Надо сделать теперь удар на личные невзгоды и страдания», — подумал Григорий и, театрально сложив обе ладошки перед грудью и глядя мадам Лучниковой прямо в глаза, воскликнул:

— Поверьте, дорогая Полина Петровна, я просыпаюсь ночью в холодном поту и рыдаю от своего бессилия и ничтожества. Как мы живем? Заботами о куске хлеба, которого завтра может и не быть, без доброго прошлого и какого-либо просвета в будущем.

— Ну, зачем уж так, — не удержалась Лучникова. — Вы молоды, говорят, способны в работе, у вас-то вся жизнь впереди! — утешала она как могла своего визитера.

— Ах, милая Полина Петровна, — распинался Григорий. — Если бы вы знали, что больше всего меня гнетет: моя чудовищная слабость.

— Да полноте вам себя виноватить, родненький. Ну какая у вас, мужчин, может быть слабость? Это вот нам куда уж и деться. Слабы мы и беззащитны, женщины.

Григорий присел на стул и долгим, полным тоски и печали взглядом смотрел на Лучникову.

— Да не больны ли вы? — засуетилась Лучникова.

Он приподнялся навстречу ей и, глядя куда-то в пространство, тихо, трагическим голосом выдохнул из себя:

— Иной раз не хочется, не хочется жить, Полина Петровна. Я так одинок.

— Да не случилось ли что, не дай-то бог, с вами? Не таитесь, скажите. Как на духу.

Тут вот скромненько, но по-деловому кратко и точно Борисов изложил суть нехитрой своей просьбы, на поддержку которой и надеялся теперь, преданными глазами глядя в лицо Лучниковой.

— Да не отчаивайтесь, дорогой. Давеча Фрол Саввич высоко о вас отзывался. Бог даст, все устроится, получите хорошую его аттестацию — и ищите себе счастье, коли здесь его не нашли.

— Простите меня великодушно, простите, Полина Петровна, разволновал я вас, сердце у вас доброе, христианское, беречь надо, а я тут со своими болячками… Простите, молю вас, милая Полина Петровна!

— Что вы, что вы, молодой человек. Заходите завтра обязательно об это время, Фрола Саввича застанете.

Она величественно подала свою ручку Григорию, и тот прильнул губами к толстым, покрытым жирком, коротким пальцам хозяйки дома. А сам подумал: «Даже стакан чаю не предложила. Как всегда, скупенька мать-инженерша, прижимиста».

— Приходите завтра. Я сама Фролу Саввичу о вас словечко замолвлю.

— Не извольте беспокоиться, еще раз простите за это мое неожиданное вторжение.

— Что вы, что вы! Приходите завтра, будем рады вас видеть у себя.

Григорий резко открыл парадную дверь и выбежал на заснеженную улицу.

Он поспешил к заводу, чтобы успеть разыскать начальника и принести ему свои извинения за то, что, проходя мимо, навестил его милую супругу, добрейшую Полину Петровну.

Расчет Григория оказался точным. Назавтра из рук самого Лучникова получил он самые блистательные письменные отзывы о своей службе на Бежицком заводе. Теперь предстояло срочно сменить местожительство и работу, пока все в порядке и надежные рекомендации на руках. Зачем ждать, когда жандармерия возьмется за него вплотную? Благо во время поездки на Волжский завод он таки сумел в общих чертах договориться о своей будущей работе.

Друзья давно рекомендовали Григорию перебираться с Десны на Волгу. Вот уже который год едут сюда, на знаменитый Волжский металлургический, снимаясь с насиженных мест в Москве, Петербурге, Коломне, Брянске, рабочие всех самых высоких квалификаций — слесари-лекальщики, умеющие делать доводку измерительных плит до десятой микрона на глаз, снимать еще один слой металла с пластины толщиною в лист тонкой писчей бумаги, токари, которые так чувствуют суппорт, что резец под их золотыми руками может сделать деталь такой замысловатой формы и с такой высокой точностью, что, скажем, кольцо, выточенное с одного захода, входит в другое, выточенное следом за ним, так плотно, будто специально эти кольца «притирали» лекалами. А быстрота работы у таких мастеров дает возможность втрое перекрывать скорость обычного хорошего мастера.

Едут сюда опытные мостовики, электрики, универсалы-механики, столяры-модельщики, блестящие формовщики, чудо-горновые, корабелы-плотники, корабелы-разметчики огромных стальных листов, корабелы-такелажники на сборке судов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Точка опоры
Точка опоры

В книгу включены четвертая часть известной тетралогия М. С. Шагинян «Семья Ульяновых» — «Четыре урока у Ленина» и роман в двух книгах А. Л. Коптелова «Точка опоры» — выдающиеся произведения советской литературы, посвященные жизни и деятельности В. И. Ленина.Два наших современника, два советских писателя - Мариэтта Шагинян и Афанасий Коптелов,- выходцы из разных слоев общества, люди с различным трудовым и житейским опытом, пройдя большой и сложный путь идейно-эстетических исканий, обратились, каждый по-своему, к ленинской теме, посвятив ей свои основные книги. Эта тема, говорила М.Шагинян, "для того, кто однажды прикоснулся к ней, уже не уходит из нашей творческой работы, она становится как бы темой жизни". Замысел создания произведений о Ленине был продиктован для обоих художников самой действительностью. Вокруг шли уже невиданно новые, невиданно сложные социальные процессы. И на решающих рубежах истории открывалась современникам сила, ясность революционной мысли В.И.Ленина, энергия его созидательной деятельности.Афанасий Коптелов - автор нескольких романов, посвященных жизни и деятельности В.И.Ленина. Пафос романа "Точка опоры" - в изображении страстной, непримиримой борьбы Владимира Ильича Ленина за создание марксистской партии в России. Писатель с подлинно исследовательской глубиной изучил события, факты, письма, документы, связанные с биографией В.И.Ленина, его революционной деятельностью, и создал яркий образ великого вождя революции, продолжателя учения К.Маркса в новых исторических условиях. В романе убедительно и ярко показаны не только организующая роль В.И.Ленина в подготовке издания "Искры", не только его неустанные заботы о связи редакции с русским рабочим движением, но и работа Владимира Ильича над статьями для "Искры", над проектом Программы партии, над книгой "Что делать?".

Афанасий Лазаревич Коптелов , Виль Владимирович Липатов , Дмитрий Громов , Иван Чебан , Кэти Тайерс , Рустам Карапетьян

Фантастика / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Cтихи, поэзия / Проза
Тихий Дон
Тихий Дон

Роман-эпопея Михаила Шолохова «Тихий Дон» — одно из наиболее значительных, масштабных и талантливых произведений русскоязычной литературы, принесших автору Нобелевскую премию. Действие романа происходит на фоне важнейших событий в истории России первой половины XX века — революции и Гражданской войны, поменявших не только древний уклад донского казачества, к которому принадлежит главный герой Григорий Мелехов, но и судьбу, и облик всей страны. В этом грандиозном произведении нашлось место чуть ли не для всего самого увлекательного, что может предложить читателю художественная литература: здесь и великие исторические реалии, и любовные интриги, и описания давно исчезнувших укладов жизни, многочисленные героические и трагические события, созданные с большой художественной силой и мастерством, тем более поразительными, что Михаилу Шолохову на момент создания первой части романа исполнилось чуть больше двадцати лет.

Михаил Александрович Шолохов

Советская классическая проза