Хомский без церемоний

Хомский также поддерживал левый марксизм, в частности коммунистические рабочие советы: «Можно было бы утверждать, [он скромничает: он верит в это] что некая разновидность коммунистических рабочих советов служит естественной формой революционного социализма в индустриальном обществе» (127).221 Джордж Вудкок обвинил Хомского в том, что он «хочет использовать анархизм, дабы смягчить и прояснить свой собственный марксизм».222 Цитируя сторонника коммунистических рабочих советов Антона Паннекука, Хомский говорит нам, что «радикальный марксизм переплетается с анархистскими течениями» (126).223 Подобно многим высказываниям Хомского об истории – если здесь утверждение об истории – это ложь. Левые марксисты (они же сторонники коммунистических рабочих советов, теперь называющие себя «антигосударственными коммунистами») и синдикалисты никогда не «переплетались» – несмотря на то, что сторонним наблюдателям вроде меня кажется значительным сходством в их планах высокоорганизованного постреволюционного индустриального общества, каким оно представляется Хомскому (146). Сегодня они так же враждебны друг другу, как и всегда. «Последовательному анархисту следует быть социалистом – но социалистом особого рода» (125)224: да – быть наивным. Марксистом.

Его редактор доктор Барри Пэйтмен жалуется, что «Хомский регулярно упоминается в СМИ как видный анархист / либертарианский коммунист / анархо-синдикалист (выбирайте любой вариант)» (97). Если СМИ так поступают, они (что удивительно) всего лишь сообщают факты. Хомский охотно носил все эти и другие мундиры. Но на самом деле СМИ – американские, по крайней мере, – внесли Хомского в чёрный список с тех пор, как в 1974 году он неосторожно опубликовал книгу, в которой умеренно критиковался Израиль.225

Американские журналисты, как правило, более невежественны, чем глупы. Они никогда даже не слышали таких громких и длинных слов и фраз вроде «либертарианский коммунист» и «анархо-синдикалист». Вероятно, программы проверки правописания на их компьютерах (как и на моём) даже не распознают слово «синдикализм». Если журналисты вообще замечают Хомского – иногда его упоминает какой-нибудь правый обозреватель, охотник на ведьм или демагог из ток-шоу на радио, – они не используют эти причудливые слова, идентифицируя его как антиамериканского прокоммуниста. Вот кто он. Обязательно найдётся тот, кто напомнит им, что в 1970-е годы Хомский защищал красных кхмеров в Камбодже от обвинений в истреблении огромного числа собственных граждан.226 Именно это они и делали, как теперь известно всему миру. Хомский и его поклонники сожалеют о его вымарке из СМИ, что иронично, если не сказать лицемерно, потому что Хомский «сделал всё возможное, чтобы маргинализировать анархистские взгляды».227 Иногда деревянный башмак оказывается на другой ноге.228

Во введении к книге Герена об анархизме Хомский выделяет, что он считает в ней ценным:

Даниэль Герен затеял, как он выразился, «процесс реабилитации» анархизма. Он доказывает – полагаю, убедительно, – что «конструктивные идеи анархизма остаются жизненными и способными, если их пересмотреть и просеять, помочь современной социалистической мысли начать свой путь заново… [и] способствовать обогащению марксизма». С «широкой спины» анархизма он снимает, ради более пристального рассмотрения, идеи и действия, вписывающиеся в рамки либертарианского социализма. Это естественно и уместно (128).229

Для Хомского естественно и уместно, что современное значение анархизма состоит не в утверждении и разъяснении анархизма, а в обогащении и реабилитации марксизма. Только марксист, который не является анархистом – кроме как в своём недоразвитом воображении – может быть таким снисходительным и таким высокомерным. Всё, что анархисты думали, говорили и делали, за что многие из них умерли или попали в тюрьму, – всё это годиться лишь для реабилитации и обогащения марксизма, «если это пересмотреть и просеять». Мы должны считать за честь послужить этому. Однако – мягко говоря: «Отношения между анархистами и марксистами никогда не были счастливыми».230