Мы, анархисты, далеки от того чтобы спасать марксизм от идеологических ошибок, несоответствий и непоследовательностей, на которые мы указывали на протяжении почти 150 лет. Мы всё время были правы. Мы здесь не для того чтобы скрыть, а скорее для того чтобы раскрыть позорную историю марксистских движений и марксистских государств. Мы здесь не для того, чтобы наносить анархистскую косметику (чёрно-красную или даже зелёную), для придания социализму человеческого лица. Мы не забыли, что во времена кризиса мы поддерживали марксистов, но они никогда, никогда не поддерживали нас. Мы не забыли Русскую революцию и Испанскую революцию, и то, что мы тогда для них сделали, и во что это вылилось для нас. В этом новом веке, как революционеры, мы – вне конкуренции. Мы делаем вещи реальностью. Мы активизируем антиглобалистское движение. Мы вдохновили и участвуем в движении «Оккупай».231
Мы много всего делаем. Нам не нужны марксисты. Мы неХомский желает – это у нас уже есть, в огромной степени – «высокоорганизованного общества» (181).232
Анархизм, согласно Хомскому, это «рациональный способ организации для развитого индустриального общества» (136). Хомский поддерживает (62) позицию, которую когда-то занимал Бертран Рассел, чтоСоциализм будет достигнут только в том случае, если все социальные институты, в частности центральные промышленные, коммерческие и финансовые институты современного общества, будут поставлены под демократический индустриальный контроль в федеративной индустриальной республике того типа, который предполагали Рассел и другие, с активно функционирующими рабочими советами и другими самоуправляющимися единицами, в которых каждый гражданин, по словам Томаса Джефферсона, будет «непосредственным участником в управлении делами».233
Таким образом, в рациональном анархистском обществе будут «центральные промышленные, коммерческие и финансовые институты» – центральные институты позднего капитализма: двигатели глобализации. Анархисты призывают к децентрализации, а не к центральным институтам: по словам Герберта Рида, «анархизм предполагает всеобщую децентрализацию власти и всеобщее упрощение жизни».234
Что означает слово «индустриальный» в таких фразах, как «демократический индустриальный контроль» и «федеративная индустриальная республика»? Будет ли это государство советов или синдикатов контролироваться промышленными рабочими, которые сегодня – лишь малая часть населения в таких странах как США и которые сегодня составляют лишь меньшинство рабочего класса даже в этих странах, как запоздало заметил Хомский?235 Это диктатура пролетариата, если она вообще существует. Другое слово для этого – олигархия. Это не то чтобы лучше, скажем, диктатуры преподавателей колледжей или диктатуры домохозяек. К счастью, ни промышленные рабочие, ни домохозяйки – я не уверен в преподавателях колледжей – не стремятся к государственной власти.Роберт Михельс, в то время (до Первой мировой войны) когда европейский социализм, синдикализм и даже анархизм считались серьёзными политическими силами – и когда он сам был социалистом – изучал Германскую социал-демократическую партию, крупнейшую такую в мире. Они были марксистами, программно приверженными демократии и социализму. Но в книге «Политические партии» Михельс обнаружил, что она была полностью олигархической. Элита политиков и партийных бюрократов принимала все решения от имени подавляющего большинства пассивных членов партии. Эту книгу должен прочитать каждый анархист, поскольку основной вывод из неё имеет отношение, как указывал Михельс, и к анархистам, когда они покидают область чистой мысли и «объединяются для создания политических ассоциаций, нацеленных на любой вид политической деятельности».236
Точно так же синдикализм считает, что «он открыл противоядие от олигархии. Но мы должны спросить, можно ли найти противоядие от олигархических тенденций организации методом, который сам коренится в принципе представительства? Не логичнее ли предположить, что сам этот принцип находится в неразрывном противоречии с антидемократическими протестами синдикализма?»237