Хорасан. Территория искусства

И вновь мы должны вспомнить о теории резонанса. Кривизне волос вовсе не противополагается их распрямление, все дело в усилении позиции субъекта (влюбленного), который реагирует на рассыпанные и вьющиеся волосы возлюбленной. Антиномичность двух позиций на самом деле мнима и является не противоположением, а развитием заданного мотива в пространстве, когда сила одного образа (объект видения) заставляет резонировать другой (субъект видения) не по горизонтали, а по вертикали. Кривизна волос является репрезентативной формой глубинной полноты волос распрямленных. Еще раз подчеркнем сказанное другими словами: кривизна изначального пространства, овеянного кривизной волос возлюбленной, позволяет говорить о пространстве тактильности, исполненном касаниями влюбленного. Без его касаний невозможен переход в иное и резонирующее состояние распрямленности волос возлюбленной.

В другой газеле Хафиз говорит: «Приди ко мне, ибо я хочу успокоить (qarār khāham kard) твои локоны (или кудри)». Успокоить кудри возлюбленной, как мы теперь понимаем, можно сглаживанием, стягиванием их скрученности и разметанности. Для этого используются две вещи – либо гребень, посредством которого, как мы знаем, постигается истинный смысл; либо нечто (скажем, лента), что стягивает волосы, лишает их волнистости, кривизны. Пространство кривизны не окончательно, оно вновь обретает выпрямленность и гладкость в другом, глубинно-резонируемом пространстве смысла, что является необходимым условием для постижения искомого смысла.

Не вдаваясь в очевидную суфийскую подоплеку смены состояния влюбленного и возлюбленной, отметим, что в поисках поэтически точного образа поэту необходимо преодолеть кривизну в другом пространстве для нахождения прямоты, безальтернативности смысла этого образа. Отдаленный смысл образа должен быть выпрямлен, предельно ясен.

Следующий стих из другой газели вводит новый образ:

Есть у меня возлюбленная, ее извилистые волосы
подобны зонту⁹⁵

.

Метафорой извилистых волос является цветок гиацинт, создающий подобие зонта, под которым влюбленный обретает покой, отдохновение. Ср., кстати, с несобранными и зонтовидными париками Гуччи на весенне-летнем показе 2004 г. в Милане. В персидском поэтическом языке существует устойчивое выражение – bazlre saya-ye тш khud asalsh dashtan (дел. – найти отдохновение под сенью своих волос, т. е. находиться в состоянии покоя, безмятежности духа и тела)⁹⁶.

И вновь бейт из еще одной газели:

Протяженная тень (zill) твоих искривленных волос останется в моей памяти,

Дабы мое мятущееся сердце было покойно под их тенью⁹⁷.

Итак, мы имеем дело уже с «протяженной тенью» (zille mamdud), которую отбрасывают вьющиеся, неспокойные волосы, подобные мятущемуся сердцу влюбленного. Поэтическое выражение «протяженная тень» дает окончательную возможность для перехода к дальнейшим соображениям об искривленных линиях орнамента. Протяженная тень и есть то самое глубинное пространство смысла, это пространство резонанса и выведение истинного смысла. Поэтическое выражение «протяженная тень», исходящее из коранической лексики при описании рая, с позиций поэтики пространства Башляра именуется топофилией. Это и есть истинный и непременно искривлено-мятущийся образ, погруженный в глубины топофилии протяженной тени.

Можем ли мы, таким образом, именовать то, что сопутствует силе орнамента, то, что может простираться, подобно протяженному пространству, а если еще точнее – двойнику пространства, его зеркальному отражению? Это – тень, не образ тени, а сама тень, как одна, по выражению Флоренского, из «мировых формул Бытия» и образов в персидской классической поэзии.

А если еще точнее, силовое поле орнамента отбрасывает тень, в неге которой пребывает вся культура.

Тень, действительно, подобна зеркалу, толщина его зависит от концентрации идей и образов, которые исходят от силового поля орнамента. Тень-зеркало имеет два назначения: отражать идеи, преобразовывая их в образы, и проецировать все новые и новые образы. Существенно и третье назначение тени-зеркала: это присущее любому зеркалу отражение того, кто смотрится в него. Потому-то тень-зеркало и искривляет пространство культуры, подчиняет его изменяющейся толщине своей простертости. Возможны два вида уяснения образу тени: теологическое и имманентное, трансцендентное и трансцендентальное (т. е. изначальное сознание). Мы начнем с теологии тени.