Хорасан. Территория искусства

«Вот почему пространство – в радикальном смысле, которое приобретает теперь это слово – дается нам, не позволяя себя измерить, не объективируясь. Оно остается недоступным – в силу избытка или недостатка, – всегда будучи тут, вокруг нас и перед нами»⁹⁴.

Вероисповедное пространство, согласно персидским поэтам, полагается на резервное пространство глубины, мерой которого служит то, что семантически противолежит вероисповедной вещи (развалины храмов, пивнушки). Значит, глубинное пространство не только резервируется пространством веры, но еще и имеет свое обозначение и свою форму. Визуализированная форма как мера пространства вдобавок создает зримые предпосылки для уточнения характера оптического режима, с помощью которого мы можем как-то визуализировать это пространство. Избранной формой и оптическим инструментом, к примеру, служит визуальный образ ромба. Эта фигура выставлена, визуализирована для того, чтобы сущностная связь между двумя пространствами была артикулирована и отмерена. Без меры не существует культуры.

Именно орнамент является фундаментальным и всеохватным «где» иранской культуры. Ибо в точности сказать, «где» является глазу орнамент, невозможно, он везде – на поверхности стен зданий и внутри них, в книгах и на книгах, т. е. на всем, чего касается рука человека. Орнамент, следовательно, антропоцентричен, хотя зримых признаков для этого суждения нет. Помня об основной идее О. Грабара об орнаменте, скажем, что, действительно, орнамент занимает посредствующее положение между глубинным пространством и вероисповедальным пространством, и явных признаков его всецелой причастности к вероисповедному началу нет. Да, орнамент покрывает здания мечетей и медресе, но с тем же успехом он украшает керамические изделия, книжную миниатюру, ковры, кухонную утварь.

Сила орнамента состоит как в красоте, так и в пластичности его фигурного ажура и многоцветия. Собственно пластичность позволяет ему всегда быть инаковым. Художники прошлого находили возможности для воображения, не забывая об основных принципах ее назначения и правил исполнения. Инаковость есть важнейшее свойство орнамента. Пластическое начало орнамента позволяет каждый раз по-новому обновлять уже испытанные в традиции фигуры. Мы должны понимать существенность такого шага, его неотвратимость и причастность к некоему скрытому от нас смыслу.

Возвратимся к кривизне пространства, оставляемой, подобно отпечатку, силой образа. Ниже мы приведем ряд примеров из поэтического творчества персидского поэта Хафиза (ок. 1325–1389/1390). Эти образцы поэтического творчества самого высокого накала помогут нам лучше понять, что же такое орнамент как сила, искривляющая пространство культуры по своему усмотрению. Обращение к ширазскому поэту Хафизу в книге об искусстве и архитектуре Хорасана вызвано историческими обстоятельствами введения Фарса и, соответственно, Шираза в империю Тимура. Поэтическая фраза Хафиза, когда он за родинку возлюбленной отдает Самарканд и Бухару, должна свидетельствовать о реальных, не поэтических обстоятельствах того времени.

Прежде, однако, скажем, что персидская поэзия не орнаментальна, подобно орнаментальной глубине архитектуры в домонгольское время и орнаментальной глади стен при иль-ханах и Тимуридах. Переводы поэзии иранцев на европейские языки, действительно, орнаментальны. На самом деле за орнаментальность принимается многовекторная целостность фонетических, лексических, образных составляющих, а также неизменное присутствие не всегда явных фигур поэтической речи (поэтики). Не говоря уже о неизбежной семантической неоднозначности лучших образцов персидской поэзии, всегда нацеленной на дополнительное суфийское прочтение.

Орнаментальный дискурс в персидской поэзии, другими словами, доступен восприятию не непосредственному, а глубинному и обученному. И еще раз: глубинный орнаментальный дискурс персидской поэзии – вот что должно быть концептуализировано. Остановимся на знакомом мотиве рассыпанных, а порою и вовсе непричесанных волос:

Никто не прельстится тобою (basta zulf nabāshad),
Поскольку твои кудри скручены и рассыпаны (cham u zīr-u-zabar).

Для того чтобы еще глубже понять этот бейт, надо обратить внимание на то, что слово «прельщение» буквально передается образным выражением «связывания волос» (bastane zulf), т. е. распрямления скрученности, кривизны, собирания воедино рассыпанных волос возлюбленной.