Хорасан. Территория искусства

Нам не раз приходилось обращаться к образу тени, как внутреннему содержанию понятия метафизической неги, эдемского удовольствия, спокойствия духа⁹⁸. Для культуры Ислама образ тени (зилл) централен и берет свое начало в тексте Корана при описании жизни верующих в раю. Для нас особенно важна пространственная характеристика райской тени, она непременно простерта и, как мы сейчас понимаем, искривлена, извилиста. Однако вышняя тень экстраполируется и в повседневность. Скажем, одним из титулов халифов было выражение Тень Бога (Зилл Аллах). Заметим при этом, что слово «тень» в титулатуре обозначало не образ вышней тени, а собственно тень. Халифы являлись буквальной божественной тенью на земле, а подданные пребывали под простертой и извилистой сенью одновременно религиозного и светского владыки.

Райские мотивы переносятся в длящееся настоящее и, конечно, в первую очередь на Храм. Затененная часть мечети называется тенью (зулла). Верующие, таким образом, находятся в тени простертого пространства мечети. Наша гипотеза состоит в том, что, кроме мечети, теологический концепт растительности, отбрасывающей тень, переносится и на орнамент. Это легко понять, ибо непременное узорочье из растительных мотивов на стенах мечетей и мавзолеев визуализирует эдемскую растительность, которая и отбрасывает тень. Сейчас нет нужды специально останавливаться на правилах убранства стен Храма Соломона растительными мотивами и об отношении к этому Храму исламской традиции⁹⁹. Заметим лишь одно: Храм Соломона, убранный изнутри орнаментом, преподает концептуализированный пример появления растительных мотивов именно в храмовой потаенности. Орнамент возникает в интериорности, в храмовой тени.

Как входят в эту тень? Вопрос может быть задан иначе: какими качествами должен обладать человек, чтобы войти в церемониальную тень, кому в ней комфортно находиться? Тень является аналогом полога, который надобно отбросить и увидеть представшее ясным и острым взором. В Коране по этому поводу сказано: «Мы сняли с тебя твой покров и взор твой сегодня остр (fabasaruka al-yawm hadīd)» (50:21)¹⁰⁰. Вслед за значением видеть в арабском глаголе ba-sa-ra следуют значения знать, понимать. В свою очередь, лексика персидского языка дает следующее словосочетание – tlzbln (зорко, ясно, быстро видящий), а также – одно поэтическое словосочетание khiradi tīzbīnī (мыслительная способность ясно видеть)¹⁰¹. Вход в «пределы» (hudud) является следствием «снятия покровов» и появления «зоркого видения»¹⁰². Математические основы орнамента, а следовательно, и собственно орнамент могут быть адекватно восприняты посредством зоркого видения. Только зоркое видение может позволить человеку последством «умного видения» узреть истинные параметры орнамента-тени.

Фактом остается то, что растительность в форме орнамента из храмов и мавзолеев переносится наружу, на весь исламский мир. Это должно произойти, поскольку именно Храм питает культуру, выбрасывая из своих недр различного рода ценности. Как следствие, автономизированный орнамент обязан, в свою очередь, отбрасывать простертую на весь мусульманский мир тень, под которой в мире и спокойствии пребывают верующие.

Теологическая структура мира существенно обогащается введением поэтического дискурса поэтов, архитекторов, художников. Нам явно недостает соображений Флоренского о кривизне пространства под воздействием силы идеи или образа. Бескрайнее пространство орнамента подтверждает, казалось бы, эту мысль, если бы мы ничего не знали о постулируемом пространстве простертой тени. Глубинное и бездонное пространство пролегающей тени принуждает нас заговорить о глубинном пространстве имманентности.

Обращение к плану имманентности в данном случае не есть намеренное устранение теологии, это – ее предрасположение, без которого логоцентричная теология теряет свои иконические основания. Имманентная предикативность вечной красоты с аспектом долженствования обязывает арабеску быть красивой. Выплеск орнамента на тело всей культуры, ее отстранение от вероисповедных норм (т. е. атопичность Логосферы) делает ее исключительной данностью дискурса Иконосферы. Сказанное означает, что орнамент вневероисповеден, не существует ни одного теологического понятия, который бы ему соответствовал, кроме абстракции эдемского пространства. Зато, как мы говорили выше, в области арабской и персидской поэтологии существует множество примеров, когда рядополагаются узорочье в поэзии и искусстве. Отнюдь не теология делает орнамент вездесущным.