– К такому выводу я пришел по ряду причин, – продолжает Уолли, откинувшись назад и заведя руки за голову. – Во-первых, психические заболевания. Исследования показали, что существует сильная генетическая связь, и тревожность, вероятно, передается из поколения в поколение. Я чувствовал бы себя ужасно, если бы навлек такое на ребенка. – Уолли хмурится, смотря вдаль. – Демографический рост – еще одна причина. Люди не осознают, насколько серьезна проблема перенаселения. Прогнозируют, что к две тысячи сорок восьмому году в океане не будет больше рыбы! Наша планета просто не в состоянии обеспечить пищей, водой и адекватным жильем ту численность населения, которая ожидается в будущем. – Он грустно качает головой. – Наконец, этот мир – не всегда доброе и безопасное место, особенно если ты не соответствуешь стереотипам о том, что значит быть нормальным. Как ты знаешь, трудно быть человеком, живущим на задворках общества. Для меня это тяжело, даже несмотря на сомнительный успех. Представь, как тяжело будет ребенку, особенно такому, который не сможет достигнуть успеха в своей области. Я уже проходил через это, знаю, каково быть белой вороной. И не уверен, что смогу снова пройти через это, будучи родителем.
Как всегда, я впечатлена ответом Уолли. Хорошие аргументы. Так часто люди говорят загадками, подолгу взвешивая плюсы и минусы, вместо того чтобы просто принять какую-то сторону. Уолли не такой. Это одна из причин, почему он мне так нравится.
«Вот и все, – думаю я. – Мы оба согласны. Ребенок – плохая идея».
– Еще вопросы? – радостно спрашивает Уолли.
Я качаю головой:
– Кажется, нет.
– Я как раз заканчиваю работу, – говорит он. – Хочешь, посидим, почитаем немного?
Я снова качаю головой:
– Боюсь, меня ждет куча домашних дел.
Кажется, я сказала это слишком громко и радостно, потому что Уолли глядит на меня озадаченно. Он не спускает с меня глаз, пока я не дохожу до дома. Я знаю это, потому что, обернувшись, ловлю его взгляд. Я довольна собой, что продержалась и позволила слезам хлынуть по щекам, только оказавшись за дверью.
На следующий день я плетусь на автобусную остановку. Роуз должна была отвезти меня в клинику, но пару минут назад прислала сообщение, что задерживается и мне лучше добраться туда самой. Я не против автобуса, но оценила бы заблаговременное предупреждение. Проверить расписание, дойти до остановки – все это я люблю планировать заранее, и Роуз об этом знает. И это заставляет меня ощущать нелогичное раздражение в ее адрес. Что нелогично хотя бы потому, что Роуз вообще незачем было отвозить меня в клинику. Тем не менее отсутствие логики и раздражение имеют место. Однако испытывать такое чувство к сестре считается нормальным. Я прочла достаточно книг о сестрах, так что знаю это наверняка.
В автобусе ни с того ни с сего (возможно, как бунт моего подсознания) я сажусь на место, предназначенное для людей с ограниченными возможностями передвижения и беременных женщин. Похоже, это первый и последний раз, когда я могу претендовать на такое место. Сейчас час пик, на улице дождь, так что автобус довольно быстро заполнился. Через пару остановок заходит еще одна беременная женщина, очевидно месяце на седьмом или восьмом. В какой-то момент я понимаю, что уставилась на ее живот.
– Извините, – обращается ко мне женщина, держась за живот, – можно?
Я поднимаю глаза.
– Можно что?
Она указывает на свой живот.
– Эм-м-м, просто… можно я?..
– Она хочет сесть, – кричит мужчина поодаль. Обернувшись, я вижу, что сам он сидит и вставать не собирается. – Встань, ради бога! – вопит он. – Это места для беременных!
– Я тоже беременна, – отвечаю я, поворачиваясь к девушке, но так тихо, что сама себя еле услышала.
– Вставай! – кричит кто-то еще. – Да что с тобой не так?
Водитель останавливается и оборачивается, чтобы посмотреть, что за переполох в салоне.
– Эта женщина не уступает место беременной, – говорит мужчина из конца автобуса.
Водитель смотрит на меня, затем на девушку с большим животом.
– Милая, эти места предназначены для беременных или пассажиров с ограниченными возможностями, – мягко говорит он.
– Но я тоже беременна, – отвечаю я, в этот раз громче. Голос мой звучит странно, будто в горле что-то застряло. К своему ужасу, я понимаю, что плачу. Опустив глаза в пол, я нажимаю на кнопку следующей остановки. Я выхожу из автобуса, хотя до места назначения еще несколько остановок, и остаток пути иду пешком под дождем.
Я насквозь промокла, пока дошла до клиники. С неприметной витриной, она расположена рядом с магазином оптики и парикмахерской. Я прошла четырнадцать кварталов, и дождь за все время не ослабевал ни на секунду. Тем не менее, несмотря на то что мне пришлось добираться на автобусе, а потом и пешком, я все равно пришла на прием на пять минут раньше.
Роуз нет. Не встретив ее у входа, я ощущаю нотку разочарования. Подсознательно я уже возложила на нее ответственность предстать перед стойкой регистрации и заполнить анкету. Вместо этого я заставляю себя войти в небольшую комнату ожидания.