Хорошая сестра

На следующий день после того, как она увидела нас с Билли целующимися, Ферн со мной не разговаривала. Она произносила только элементарные вещи («Передай томатный соус», «Нет, спасибо, я не хочу к реке»), но таким холодным тоном, что даже мама с Дэниелом заподозрили неладное.

– Что с вами такое, ребята? – спросил Дэниел за обедом.

– Ничего, – ответили мы все трое хором.

– Точно? – переспросила мама.

– Ага.

Такой была наша версия, и мы придерживались ее, по крайней мере когда мама выражала беспокойство. Но даже когда мы были наедине, Ферн молчала. У меня появилось такое чувство, что я была права, когда заподозрила, что Билли ей нравился. А теперь она на нас злилась.

– Ну же, дети, заканчивайте, – не выдержал Дэниел. – Сегодня ваш последний вечер здесь! Сходите искупайтесь, ну же, бегом!

Мы пытались возразить, оправдываясь тем, что устали, но мама с Дэниелом были непреклонны. Думаю, они просто хотели побыть наедине.

Мы шли к реке гуськом. Билли сразу залез в воду, желая уйти от очевидного напряжения. Я села на берегу рядом с Ферн и ждала. Я знала, она заговорит только когда будет готова.

Прошел час, она молчала, а я почувствовала зов природы. Билли, казалось, и не собирался вылезать из воды, – он плескался, плавал туда-сюда, качался на веревке, – так что я отправилась в лес. После всего, что произошло, мне не хотелось, чтобы Билли увидел, как я писаю. Идти пришлось медленно: было темно, я была босиком.

Когда я вернулась к реке, Ферн уже не было.

– Ферн! – позвала я. – Ты где?

Было странным не обнаружить ее там, где я ее оставила. Это да еще тот факт, что я всегда была беспокойным человеком, заставило меня мгновенно насторожиться.

– Ферн!

– Сюда, – раздался тоненький голосок.

И тогда я увидела ее у мелководья реки, освещенную лунным светом. Она стояла до жути неподвижно.

– Что ты делаешь? – спросила я ее. У нее было такое странное выражение лица… что вызвало у меня плохое предчувствие еще до того, как я увидела, что она натворила.

Я сделала шаг к ней, и она подняла руки. Рядом с ней что-то всплыло на поверхность. Серебряно-белая, неподвижная плоть.

– Ферн… – прошептала я, – что ты наделала?

Ферн

Время идет. Одна из жизненных констант, на которую я могу положиться. Библиотека становится моей отдушиной. Как только коллеги оправились от первоначального шока, что я беременна, то перестали задавать вопросы об отце и стали оказывать огромную поддержку. Гейл вяжет для малыша пинетки, Линда дарит покрывальце в форме зайчика. Кармель покупает для меня книгу с десятью тысячами детских имен. Я еще никому не сказала, что не собираюсь давать ребенку имя, что не мне надевать ему пинетки, заворачивать его в уютное покрывало. Кажется, такого рода вещи лучше не спешить говорить. Если я вообще когда-нибудь им скажу.

Дома Роуз разрывается между тем, чтобы донимать меня вопросами о том, что ем, сколько работаю, занимаюсь ли я спортом, и тем, чтобы всячески меня баловать. Вчера, например, я пришла домой и обнаружила, что она стоит на коленях и готовит спа для стоп – «чтобы расслабиться после целого дня на ногах».

Оуэн, по ее словам, закончит контракт и вернется как раз к рождению ребенка. Я с нетерпением жду его возвращения, и Роуз, как видно, тоже. Она часто и без конца благодарит меня за то, что я вернула ей жизнь. На ум приходит, что это именно то, чего я в первую очередь для нее хотела – подарить ей ребенка и восстановить их с Оуэном отношения. Не понимаю… я думала, что буду рада.

Каждый день я думаю об Уолли. Не то чтобы я вспоминаю о нем или «позволяю» себе изредка о нем думать. Он живет на задворках моего сознания, он в каждой моей мысли, как дымчатый край старой фотографии. Он мысленно со мной, когда я смотрю на кого-то, когда прихожу куда-то на пятнадцать минут раньше; каждый раз, когда вставляю беруши или надеваю очки. Каждый раз, когда я чувствую движение в животе. Он часть всего.

Время от времени, когда Роуз ложится спать, я ищу в интернете его имя. Обычно попадаются только старые статьи про «Шаут!». Но вот однажды, когда я на седьмом месяце, о нем появляется новая статья, с фотографией. Уолли в темно-синем костюме с зауженными брюками. Волосы зачесаны набок, новые очки, и выглядит он очень испуганным. В статье анонсируется его новое приложение «ФоллоуАп», а заголовок гласит, что он «вернулся на сцену с приложением, которое затмило „Шаут!“». Я не читаю статью, меня захватывает фотография. Я прикасаюсь к экрану, едва ли не ожидая почувствовать его щетинистую кожу под своими пальцами. Затем, убедившись, что Роуз нет поблизости, наклоняюсь и целую экран, прямо в губы Уолли.