Хорошо, когда улыбаются

Серёжке досталось бежать вместе с докладчиком и председателем совета отряда Мишей Гришиным. И как только все трое побежали, докладчик сейчас же начал в уме делить дома, которые нужно пробежать, на деревья, которые стояли у этих домов. Потом подъезды того дома, куда несли почту, на этажи, потом ступеньки на двери. Когда он мысленно делил, у него ужасно смешно шевелились губы. Глянув на его губы, Миша Гришин участливо спросил:

— Делишь?

— Ага, делю, — в это время он делил газеты на почтовые ящики.

— Ну и что?

— Как что? По четыре с половиной газеты.

У докладчика мама была распространителем печати, и он прекрасно знал, что в среднем по четыре с половиной газеты на каждую квартиру — это хорошо. Это значит — «возросшая культура населения» — ввернул он газетную фразочку, которую слышал от мамы.

— Ого-го! — вытаращили глаза Серёжка и Миша Гришин.

— «Каждой семье — газету!» — слыхали такой лозунг? А тут больше, чем по четыре! Понимать надо.

— Какой ты у нас передовой. Смотри-ка! Разбирается! — говорил председатель совета отряда, а сам рассовывал газеты по почтовым ящикам.

Ящики висели все подряд на площадке между первым и вторым этажами и были одинаковые — синие с белыми номерами квартир на открывающихся дверцах. На вид очень красивые, эти ящики были страшно неудобными. Маленькими, узенькими, жилплощади газетам и журналам в них явно не хватало. Одна газета в таком ящике ещё чувствовала себя сносно, но две-три уже страдали от тесноты. А журнал уже нужно было согнуть в три погибели, чтобы туда засунуть.

На одном ящике болтался замок. Важный, солидный, пузатый. Хорошо такой на металлолом. Много бы потянул.

Докладчик даже потрогал его. И только в один этот ящик, где висел замок, не было ни газет, ни журналов, ни писем, ни открыток — ничего. Интересно, что стерёг этот железный пузан? Пустоту?

В самом последнем ящике дверца была приоткрыта и оттуда торчали газеты. Когда ребята хотели в щель засунуть ещё газету, она не влезла. Открыли дверцу настежь, и несколько газет вместе с письмом шлёпнулись на пол. А кроме них в ящике оставалось ещё несколько газет, согнутых уже не в три погибели, а в четыре или, может быть, даже в десять. Видно, из этого ящика уже несколько дней не вынимали почту.

Докладчик поднял газеты и начал сгибать их так, чтобы они всё-таки не вылетели из ящика, когда их туда втиснут. Бедные газеты, на что они стали похожи!

Фрр-р-рр… — что-то рыкнуло на улице, так знакомо-знакомо рыкнуло и смолкло. Ребята переглянулись. Это промчалась пожарная машина, наверно, та самая, которая выехала из депо прогуляться, подышать свежим воздухом. И сразу вспомнился старичок, неизвестно куда пропавший, а главное, вспомнились его слова: «…надо думать не только о себе, но и о других людях».

Миша Гришин взял у докладчика газеты, распрямил их.

— Вытаскивай всё из ящика. Пошли постучим в эту квартиру, узнаем, почему почту не берут.

Тот только начал выгребать всё содержимое из ящика, как кто-то больно схватил его за плечо.

— Что делаешь? Вы откуда? Вам кто позволил по ящикам лазить? Зачем замок трогали? Ишь качается!

Это говорил незнакомый пожилой мужчина с красным лицом.

— Я попробовал, тяжёлый он или нет, — ответил докладчик, указывая на замок.

— А какое имеешь право чужие замки трогать? Ключи, наверно, подбирал отпереть?! Смотрите, что у нас делается. Надо коменданту пожаловаться, — обратился он к другому незнакомому мужчине, который вошёл в подъезд.

Но в этом незнакомом мужчине ребятам вдруг почудилось что-то знакомое, будто лицо это они где-то видели.

— А в чём, собственно, дело? — спросил он.

И голос показался знакомым, будто где-то когда-то они его слышали.

— Что у вас тут такое? — обратился он к ребятам.

— А у нас… сбор отряда.

— Как? Здесь? На лестнице?

— Н-не только здесь… и в других местах тоже…

Когда Миша Гришин толком объяснил, что они здесь делают, незнакомый, но чем-то всё-таки знакомый мужчина заулыбался и сказал краснолицему:

— Вот видите, всё очень просто объясняется, только нужно было узнать. А вы сразу к коменданту.

— Так замки же трогают!

И тут заговорил докладчик, который в это время ничего в уме не делил.

— Вы думаете, что мы в этот ящик залезть хотели? А зачем? Что в нём есть, кроме пустоты? В этой квартире ничего не выписывают. Как не стыдно!

Краснолицый сделался ещё краснее и погрозил пальцем всем ребятам сразу.

— Но-но-но, вы ещё поговорите у меня! Старшим указывают! Щенки!

И полез по лестнице вверх на второй этаж, а там, повертев два ключа в двух замках, открыл дверь и скрылся за нею. Номер квартиры совпадал с номером ящика, на котором висел замок. Значит, это был сам хозяин замка. А ребята и не знали.

— Я его потрогал, тяжёлый он или нет, — сказал докладчик незнакомому и всё-таки чем-то знакомому человеку, — я подумал: наверно, тяжёлый, хорошо бы его на металлолом.

А мужчина вдруг засмеялся, симпатично так засмеялся, по-ребячьи, будто был не мужчина с морщинками под глазами и на лбу, а мальчишка пятиклассник, их друг.