Хорошо, когда улыбаются

Только начал считать людей у автобусной остановки, чтобы поделить их на автобусы, как видит — по улице Галка Палкина летит. На всех парах. Даже косички не на спине лежат, а по ветру стелются — вот как летит.

— Ты куда? — преградил ей буханкой дорогу Вася.

— Как куда? В горгаз, конечно! Разве не видишь? — возмутилась Галка Палкина, будто на ней крупными буквами было написано «в горгаз», а Вася не желал этого прочитать. — Они давно заявляли, уже два часа, а никто не идёт. А газом пахнет!

Последние слова Галка Палкина прокричала уже издали, потому что бежала быстрее пожарной машины. Ну если не пожарной, то быстрее «скорой помощи» и быстрее горгазовской, это уже точно.

А ещё Вася увидел мальчишку в белой рубашке с красным галстуком на шее, с горном в руках и со слёзами на глазах. Видно было, что он ужасно не хотел плакать, а слёзы сами набегали и набегали.

— Ты чего?

— Ничего.

— Я же вижу.

— Ничего не видишь, — и мальчишка спрятал за спину горн, будто Вася собирался его отнять. А Вася даже и не думал его отнимать.

— Эх, ты, горнист-гармонист, — крикнул ещё один мальчишка, проходя мимо, — не умеешь горнить, так не брался бы.

— Я умею! — и слёзы побежали по щекам горниста, — умею, только сегодня почему-то не получается, — объяснил он Васе, — я дую, дую, а он вдруг ка-ак замолчит, — мальчишка отвернулся, потому что слёзы уже не капали, а лились, будто вода из крана.

Вася мгновенно всё понял. Сейчас никакой, даже самый лучший горнист на свете не сумеет горнить.

Скорей, скорей надо что-то делать. Вася с надеждой посмотрел на то место тротуара, где, как часовой навытяжку, руки по швам, стоял столбик с большой белой стеклянной головой. И на этой голове было написано: «Переход». Не стоит ли там какой-нибудь дедушка или какая-нибудь бабушка, которым нужно перейти на ту сторону? Но увы, ни дедушек, ни бабушек не только около столбика, но и вообще на улице не было. Будто они, как нарочно, все сейчас дома сидели и не желали дышать свежим воздухом.

— Слушай, — с тоской обратился он к горнисту, — у тебя нет дедушки или бабушки…

Но договорить фразу ему не дал Ветер. Он вдруг налетел на всю улицу, завыл, и Вася увидел, что по тротуару катится что-то красное, круглое, но не мяч, не колесо, а вообще неизвестно что. И за этим самым вообще неизвестно чем быстро-быстро идёт большой мужчина с совершенно мокрым лицом и совершенно лысой головой. Он смотрит на то самое красное неизвестно что и никак не может его догнать. Тогда Вася вместе с буханкой и детской мукой устремляется за этим неизвестно чем. Вот оно перед Васей катится по тротуару, и Вася вдруг понимает, что это вовсе не неизвестно что, а самая простая красная тюбетейка. Это Ветер сорвал её с головы мужчины и забавляется. Катится эта тюбетейка, очертя голову, катится, катится и никак остановиться не может.

Вася догоняет её и плюх на неё животом. И так лежит. Руки у него заняты: в одной буханка, в другой детская мука. Но вот без рук Вася наконец поднимается с земли. Тюбетейка мирно лежит на тротуаре и больше никуда не катится.

— Спасибо, дорогой, — говорит Васе мужчина, отдуваясь. Он дышит тяжело — уфф, уфф. Уфф, точно так же, как Ветер дышал с Серёжкиными словами на крыльях. Лицо у мужчины симпатичное, доброе, улыбчивое. Он уходит, но вдруг оборачивается и, улыбаясь, машет Васе тюбетейкой, которую уже не решается надевать, а крепко держит в руке.

Вася видит, что из одной картонной коробочки бежит на тротуар тонюсенькая струйка детской муки.

«Не беда, — думает он, — дырку можно пальцем заткнуть».

Вася затыкает дыру пальцем и идёт по тротуару. Вдруг навстречу ему — тётенька-почтальон. Та самая, что за двоих целый месяц работает. Улыбается. И чем больше улыбается, тем моложе делается. Сумка на плече висит, худенькая, тощая сумка. Тётенька подошла к Васе.

— Молодцы, молодцы, помощнички мои. Сердце не вытерпело, пошла, проверила. Всё верно, всё правильно раскладываете.

— А мы и завтра вам помогать придём. Можно? И послезавтра, пока Клавдия на работу не выйдет.

Тётенька ещё шире улыбается и делается ещё моложе.

«До чего же хорошо, когда улыбаются люди!» — думает Вася.

Глава 9. Страшилище

Серёжка сидит на стуле. Сидит и всё. И больше ничего. Просто сидит. Это ужасно — просто сидеть и всё. Он уже и ходил и стоял и вот теперь сидит. Караулит, не проснулись бы те двое, которых станет сразу десять.

«Ох, хоть бы не проснулись, — думает Серёжка, — как я один с десятерыми справлюсь?»

А с другой стороны, ему до того тошно вот так сидеть и ничего не делать, что хочется подойти к кроваткам-близнецам и потрясти их.

До чего, наверно, трудно охранником работать, там ведь тоже сиди вот так и охраняй. Кошмар.