Миссис Шаппель я запомнила дружелюбной женщиной. Она была из тех взрослых, кто не сюсюкает с детьми. Моя мать учила меня вести себя наилучшим образом на ежегодном барбекю в их доме.
Я всегда спрашивала: «Могу ли я чем-нибудь помочь, миссис Шаппель?»
Однажды она ответила:
– Что ж, думаю, ты можешь помочь мне убрать бокалы для пунша, Лони Мэй.
Мы с ней вместе пошли на кухню, и хозяйка спросила, кем я хочу стать, когда вырасту.
– Как я говорю Шари, девочкам теперь надо делать карьеру на случай, если Прекрасный Принц запоздает.
Она рассмеялась.
По какой-то причине я поведала ей то, что не говорила никому другому.
– Я надеюсь стать художником по естествознанию. Я прочитала об этой профессии в журнале, это настоящая работа.
– То есть иллюстрировать книги по знаниям? – спросила она.
– Я не знаю, почему у этого предмета такое наименование. Лучше просто художник-натуралист. Они рисуют птиц, жуков, растения и тому подобное.
Она отвернулась от стойки и посмотрела на меня так, будто видела не маленькую девочку, дочь человека, работа которого зависела от ее мужа, а человека с хорошей целью. Генриетта сказала:
– Что ж, мне нравится. И дай знать, когда добьешься своего. Хочу посмотреть на результат. – Она сжала губы, кивнула, удерживая мой взгляд еще пару секунд, а потом взяла чашу с пуншем.
Я останавливаю машину, чтобы посмотреть на мои распечатки. Я в полутора километрах от берега, в среднем районе одноэтажных каркасных домов. Проезжаю еще несколько кварталов, вижу припаркованный на улице жемчужно-розовый автомобиль и останавливаюсь позади него. У дома во дворе вместо травы белая галька.
Я стучу в дверь, и миссис Шаппель открывает. Ее лицо покрыто морщинами, но она сохраняет определенную бодрость духа, которая покинула мою собственную мать.
– Да? – спрашивает она.
Я все еще могу притвориться, будто ошиблась домом. Но духу не хватает.
Она поджимает губы.
– Миссис Шаппель, – говорю я наконец. – Я Лони Марроу.
Ее лицо почти незаметно вытягивается, а затем снова оживляется.
– Ну конечно. – Она делает вдох, колеблется. – Входи, дорогая. – Хозяйка усаживает меня на диван и идет на кухню. Затем возвращается и протягивает мне стакан лимонада, такого сладкого, что больше глотка не выпьешь.
– Ты выросла такой красавицей. Ты училась вместе с Шари? Нет, конечно, она чуть старше.
Вот что такое южные манеры. Они держат нас на поверхности, не дают нам говорить о важных вещах. Круги под глазами миссис Шаппель частично замазаны консилером, но никакая косметика не в силах скрыть такой темный оттенок. Она садится в розовом кресле напротив меня.
– Миссис Шаппель, мои соболезнования… насчет Стиви.
– Что ж, спасибо, дорогая.
Повисает пустая тишина.
– Миссис Шаппель, знаю, я вас беспокою. Простите. Я только… должна…
– Тебя мать послала сюда?
– Мама? Нет.
– Может, мне не стоило ей говорить. – Она прикладывает кончики пальцев к своей щеке. – Но когда Стиви не стало, у меня больше не было причин поддерживать эту ложь и дальше.
– Хотите сказать, что видели ее? Недавно?
Она кивает.
– Я приходила в… дом.
– И рассказали моей маме о… наркоторговцах?
– Да, я так полагаю, она передала все тебе. – Миссис Шаппель смотрит на свои руки.
– Нет. Моя мама… все забывает. Мне сообщил… капитан Шаппель. Он не хотел. – Острая боль пронзает горло, а грудь кажется гулкой пещерой.
– Ох, дорогая. Что этот человек тебе наговорил?
– Он сказал, что мой отец… был… – Я бормочу как слабоумная. Генриетта подходит и кладет руку мне на плечо, как учительница в первом классе. Легчайшее прикосновение.
– Дай-ка угадаю. Бьюсь об заклад, он сказал, что твой папа помогал наркоторговцам.
Я киваю, как ребенок.
– Ясно. – Повисает долгое молчание. – А потом сказал тебе, якобы он все узнал и велел твоему папе прекратить?
– Он сказал, что наркоторговцы напали на него и моего отца.
Она отходит от меня и идет через всю комнату за коробкой салфеток, которую и ставит передо мной. Я беру одну и сморкаюсь.
Миссис Шаппель – Генриетта – глубоко вздыхает.
– Ну, по крайней мере, последняя часть – правда.
– Какая?
– На твоего отца действительно напал тот, кто помогал наркоторговцам. – Хозяйка стоит у кресла.
– Значит, это точно не несчастный случай.
Сейчас она смотрит на меня мертвым взглядом. И отрицательно качает головой.
– И не… – Я выкашливаю последнее слово: – Самоубийство?
– О, конечно нет. Вот что я хотела рассказать твоей матери.
– Но мой отец, он…
– Твой отец слишком сильно верил в Фрэнка Шаппеля, я знаю. За все время в рыболовстве Бойд думал, что нет человека честнее. Порядочные люди никогда не думают, что те, кем они восхищаются, могут быть совсем не такими, какими кажутся.
Все приходит в движение, и я балансирую между тем, что знаю, и тем, чего не знаю.
– Погодите. Когда вы говорите «порядочные»… это про моего отца?
Генриетта кивает.
– А не про капитана Шаппеля?
Она двигает головой из стороны в сторону.
Я делаю глоток густого лимонада. Эта женщина явно презирает своего бывшего мужа. Но так ли она отчаялась, чтобы лгать?