Хозяйка болот

– Нет, конечно нет. – Мы некоторое время трясемся по грунту, пока деревья не сменяются открытой местностью и водой. Капитан Шаппель выходит из машины.

– Получил сообщение о каких-то незаконных ловушках. – Он бродит вокруг, оглядываясь по сторонам.

Я выхожу и смотрю на пруд, который выходит на другой водный путь. Вот бы знать, где я. В пруд заходит каноист, и я машу ему рукой.

Может, это Адлай? На полсекунды мое сердце замирает. Мужчина гребет к нам, и я вижу, что ошиблась. Но он подходит почти к берегу.

– Прекрасный день, не так ли? – здороваюсь я.

– Да, когда ты в тени, – отвечает он. На нем шляпа цвета хаки с большим козырьком.

– Дерьмо, – говорит капитан Шаппель позади меня.

Кажется, я впервые слышу, чтобы он ругался.

– Пойдем. – Голос у него суровый.

– Ловушек не нашли? – спрашиваю я.

– Что? Нет. Никаких ловушек. Просто чертов парень в каноэ. – Похоже, что-то его сильно раздражает. Возможно, ложный вызов. Я проскальзываю обратно в грузовик, беру с сиденья отчет об инциденте и кладу его обратно в сумку.

К тому времени, как мы возвращаемся в кафе и останавливаемся рядом с моей машиной, капитан Шаппель уже подуспокоился. Он тормозит грузовик.

– Лони Мэй, я знаю, что ты все еще задаешься вопросами о папе. Наверное, так будет всегда. Конечно, у него случались перепады настроения. Если в тот день, на той неделе, в тот момент ему было плохо, он мне ничего не сказал. Хотел бы я его остановить. Твоя мать, вероятно, хотела бы его остановить. Может, даже ты изменила бы его судьбу в тот день, если бы попросила остаться дома.

Ой.

– Как я попросил Стиви остаться дома в день его смерти. Но продолжать задавать один и тот же вопрос снова и снова, дорогая, это просто нездорово.

– Но Дэн Уотсон… его отчет, кажется, подразумевает…

– Бедный Дэнни. Тоже закрытая книга, к сожалению, упокой его Бог.

Я бы сидела в этом автомобиле вечно, если бы капитан просто дал мне ответ на вопрос «почему».

– Просто думай о своем отце, как и я, Лони Мэй. Стойкий парень, верный до конца.

Я тянусь обнять его.

– Спасибо, что были ему другом, – говорю я и вылезаю из грузовика.

53

Позади остаются колючие пальметто. Может, капитан Шаппель прав и мне следует оставить все как есть, смириться с неизбежным. Маленькая папка с рисунками до сих пор лежит у меня на пассажирском сиденье. Я так торопилась отнести ее маме, как будто дурацкий арт-проект вообще имел какое-то значение. Но моя мать тоже является частью неизбежного.

Пришло время мне вернуться в мой упорядоченный кабинет, к моим краскам в последовательности цветового круга и людям, которые направляют свое любопытство на достойные занятия. В Вашингтоне прошлое не имеет значения, поэтому оно не может догнать меня там. Как только я сдам последние рисунки Эстель, выкину оставшийся мамин хлам и попрощаюсь, смогу вернуться к своей реальной жизни.

Открывая дверь квартиры, я нечаянно пинаю большой конверт, и он уезжает под диван. Записка, нацарапанная снаружи, гласит: «Всего несколько исправлений – надеюсь, ты не возражаешь! Эстель».

Я просматриваю предложенные изменения и кладу сверток на кухонный стол. Я бы очень хотела взять этот хлипкий предмет мебели и выкинуть его в окно. Но он должен послужить мне еще немного. Я снова ставлю его потверже, складываю несколько бумаг в стопку и сажусь за работу.

Исправления я не люблю. Однако внесу их и тогда с чистой совестью уеду.

Номер один. Желтоголовая кваква. Она похожа на школьную учительницу в шляпе с перьями. «Пожалуйста, укоротите плюмаж и уточните рисунок крыла». Делаю, как велено. Мне все равно. Я не позволяю себе спорить. Улучшаю штриховку на крыле и оттягиваю плюмаж назад.

Затем я проверяю сотовый. Ни голосовой почты, ни эсэмэски. Встаю и нажимаю кнопку воспроизведения на старом неповоротливом автоответчике. Ничего. Примерно тринадцать раз, с тех пор как я вышла из его дома, я принималась набирать номер Адлая.

Хватит вести себя как подросток. Я уезжаю из города. Точка. Я встретила человека, который мне не подходит, мы много целовались, и все. Я забуду его, когда вернусь в Вашингтон.

Я работаю над исправлениями, а затем смотрю на часы. Такое ощущение, что пролетела всего минута, но прошли часы. Перехожу к следующему рисунку. Зимородок. «Пожалуйста, расширьте нагрудник».

Громкий гул сотрясает квартиру и замолкает. Потом повторяется. Что это? И тут я понимаю. Пусть я провела недели в этой аскетической квартире, но не встретила ни одного соседа и не заказала ни одной доставки. А когда пришла Эстель, она просто прошмыгнула через приоткрытую дверь подъезда. Так что никто никогда не нажимал кнопку 2С снизу. Я нахожу ранее молчавший интерком и говорю в него:

– Да?

– Это Фрэнк. Ты меня не впустишь?

– Вы не в ту квартиру позвонили, – отвечаю я.