Хозяйка болот

В колледже у меня была профеминистически настроенная профессор ботаники, которая сказала, что свойства трав в основном записывали мужчины, но практические знания передавались из уст в уста поколениями женщин. Даже когда считалось, что девушкам не положено знать грамоту, они запоминали поговорки своих матерей: «Лук – от семи недуг», «Огуречная трава грусть прогонит на раз-два» – и становились носительницами бесценных знаний. В деревне женщина, которая разбиралась в травах, считалась мудрой.

Я беру лучшие книги и еду обратно на первый этаж, чтобы найти межбиблиотечный абонемент и посмотреть, какие сокровища прислала мне Делорес. Подписавшись и добавив их в стопку, брожу, ища где бы сесть. Может, в справочной.

Захожу, а там «сонный круг». Эти глубокие, удобные кресла, как те, в офисе Эстель, в конце концов не выбросили, а лишь отправили в ссылку. Плюхаюсь в ближайшее и открываю один из томов. Книга хрустящая, пыльная и полна полезных советов: «Очиток… защищает от молнии… Если жена положит мужу в карман семена тмина, он никогда не уйдет…» Я переворачиваю страницы. «Расторопша… лекарство от меланхолии…»

Делаю заметки.

Поверья и обряды звучат непостижимо знакомо, будто я слышала их во сне. «Тысячелистник для приворота». Может, я узнала о них от бабули Мэй, поистине мудрой женщины. Однажды она вытащила меня в свой сад и прижала к моему носу немного влажных листьев. Тонкие пряди выбились из ее пучка и сияли в лучах восходящего солнца. «Умывайся росой с манжетки, – сказала она своим дрожащим голосом, – и вырастешь сильной женщиной».

Бабуль, так когда я уже стану сильной? Я до сих пор не могу принять поступок отца, быть честной с братом, наконец-то наладить связь с матерью. Может ли какой-нибудь отвар открыть эту дверь? Переворачиваю хрупкую страницу.

«Чистец… хранит от водяных змей, страшных видений и отчаяния».

Теперь понятно, отчего бабуля говаривала: «Продай последнюю рубаху, но чистец купи».

А вот это может понравиться маме: «Парацельс полагал, что каждое растение есть земная звезда, а каждая звезда – это небесное растение».

– Круто, – шепчу я словечко, которое подцепила у своей племянницы Хизер.

Пока читаю эти легенды, в голове стучат строки стихотворения, которому научила меня бабуля Мэй. Я еще так с надрывом его читала, бабушка все время смеялась. Как же там было?

Что-то о тимьяне. Я закрываю книгу и смотрю из своего уютного кресла куда-то мимо тяжелых полок, на деревья, качающиеся на ветру.

Слова собираются воедино, и я произношу стих, сначала запинаясь, но под конец все быстрее:

Наш тимьян –  рассвет в раю,
С мертвым я к нему иду.
От чужой руки он пал,
Спи, родной, я подожду.

Были же дни, когда мы могли посмеяться над смертью. Встаю и собираюсь уйти. Книги оттягивают руки, я шагаю через площадь. Представляю, как впереди грохочут папины ботинки, и чувствую знакомый укол тоски. Если не остановлюсь, он сожрет меня заживо. Ну почему я тогда не пошла с отцом? Миссис Рабидо согласна была меня заменить. Я могла пойти.

Снова прохожу книжный и вспоминаю, что мне нужен тюбик сине-серой краски для зимородка. Цепляюсь за мысль и твержу, проходя в стеклянные двери: «Сине-серый для зимородка, сине-серый для зимородка». Ах, птицы! Мое вечное спасение.

– Мэм. Мэм. Не могли бы вы оставить книги здесь? – зовет меня кассирша.

Я укладываю стопку в квадратную ячейку, и девушка дает мне номерок. Беру нужную краску, расплачиваюсь, вновь хватаю свою ношу, иду к машине и загружаю багажник. Собираюсь сесть за руль, но вдруг замечаю на покрышке следы мела. Может, краска с парковки? Нет, какие-то странные линии, будто кто-то выводил белым буквы. Останавливаюсь и приглядываюсь. По всей окружности тянется надпись: «Янки, проваливай восвояси».

31

Барабаню в дверь Эстель, и подруга открывает.

– Думаю, за мной следят, – заявляю я с порога. – Или… типа того.

– Что? Заходи.

В прошлый раз, когда мы встречались в ее кабинете, на ней был изумрудный жаккардовый костюм и жемчужная шелковая блузка. Теперь Эстель выглядит как чирлидерша из комиссионного магазина: лиловая теннисная юбка и почти такой же топ. Роджера нет дома.

– Кому надо тебя преследовать? – спрашивает она.

– Хороший вопрос. – Я иду за ней на кухню, рассказывая о надписи на шине. – Прямо мелом: «Янки, убирайся восвояси». Вспомни еще жутких мертвых голубей с запиской: «Улетай, Л. М.». Кажется, кто-то пытается вынудить меня уехать.

Эстель бросает пакет попкорна в микроволновку.

– Так, посмотрим. Ты кого-нибудь злила?

Я смотрю на нее.