Она с писком включает микроволновку, потом оглядывается на меня.
– Не нарочно.
Я возвращаюсь в гостиную.
– Ну, тот парень с птицей на меня вызверился ни за что.
– Среди твоих знакомых много парней с птицами, Лони. Можно конкретнее?
– Тот заводчик голубей, который решил, что я перебила всех его питомцев.
– Альфи? Ты знаешь, с кем он живет по соседству? С Розалией и твоей давно потерянной любовью Брэндоном.
– Ой, Брэндон. Такой романтичный пердун, как я по нему скучаю.
Эстель плюхается на диван и подбрасывает подушку на коленях.
– Знаешь, в Таллахасси есть обычные люди, которые просто не любят северян. Особенно из Вашингтона. Может, кто-то увидел твои номера и решил пошутить.
– Не знаю. Каковы шансы, что надпись «убирайся» и бирка «улетай» с моими инициалами не связаны между собой? Вдобавок Лэнс сказал, что к веревке, на которой висели голуби, пристали несколько длинных белых волосков, что наводит меня на мысль: вдруг это мистер Барбер? Как бы хорошо он ни обращался со мной в детстве, в нынешнем состоянии он страдает паранойей, у него скачет настроение и случаются вспышки гнева.
– Так. Думаешь, человек с подозрением на слабоумие последовал за тобой в Таллахасси только затем, чтобы написать гадость на шине? – Попкорн наполняет квартиру слегка горелым запахом, и Эстель идет к микроволновке.
– То есть параноик уже
– Слегка да. Но все равно позвони Лэнсу и скажи ему об этом на всякий случай.
Я открываю ее холодильник.
– У тебя остались те кокосовые конфеты?
Эстель лезет в самые недра и вытаскивает коробку.
– Пожалуйста, съешь их. А что не съешь, возьми с собой. Они – чистое зло. – Она несет миску с попкорном в гостиную и включает телевизор, наш анестетик второго уровня. Подруга гоняет каналы, но находит только скучные реалити-шоу, поэтому включает ток-шоу, уменьшает громкость и говорит поверх него: – Итак, что еще у нас есть? Это все улики?
Мой пот от прогулки начинает высыхать.
– Что касается преследования – все. Нет, не совсем. Мистер Барбер угрожал мне ножом.
– Что?
– Ну да, в магазине.
– Обязательно скажи об этом Лэнсу.
– Скажу. Уже бы сказала. Они вытолкали мистера Барбера.
– Кто?
– Продавцы магазина.
– Кто-нибудь еще злится на тебя?
– Я ходила к одной даме, которая не захотела со мной разговаривать. Фил сказал, она преподавала нам математику в старшей школе, но в Вакулле не было мисс Уотсон, не так ли?
– Нет, но была мисс Уоткинс – вела у меня алгебру второй год.
– Вот и я ее вспомнила. Так что другая дама могла обидеться на меня за то, что я постучалась к ней дверь. Но не представляю, как бы она нагибалась и писала что-то на шине. Кого еще я могла разозлить?
Эстель уклончиво улыбается. Через мгновение она спрашивает: «А как там твоя мама?»
– Моя мама? – Мои глаза блуждают по экрану телевизора, но я отвожу их. – Она вдруг разлюбила читать.
– Ой!
Ныряю в ее попкорн.
– Но, возможно, я нашла обходной путь. Я выбрала несколько коротких отрывков и прочитала их ей вслух.
– Как она отреагировала?
– На первый – действительно хорошо. На других заскучала. В смысле, как она могла не отреагировать на Леонардо да Винчи? – Я жую попкорн и достаю из сумки книгу, чтобы прочитать цитату вслух:
– А что ей понравилось?
– Поэзия. Одна-две строки за раз. Я никогда не думала, что будет так приятно увидеть проблеск разума в ее глазах. Пусть он возникает всего на миг, я буду продолжать ей читать, по крайней мере пока я здесь.
– Молодец, – хвалит Эстель.
Я тянусь за кокосовой конфетой.
– Вот почему я вообще поехала в кампус. Пошла в библиотеку, чтобы найти больше цитат. Кстати… – Я роюсь в сумке. – Возможно, я узнала кое-что об этой Генриетте.
– Выкладывай, – просит подруга и подтягивает к себе колени.
– Мама упоминает о ней в дневнике. – Я переворачиваю страницу. – Слушай: