Я нажимаю «Сделки», затем «Округ Вакулла, Флорида», и поиск запрашивает диапазон дат и имя. Я набираю «Рабидо» и прикидываю год, когда они переехали, вскоре после смерти моего отца. Выскакивает список вещей, которые не имеют ничего общего с их собственностью, но я на верном пути, потому что фигурируют категории: покупатель, продавец, дата, округ и номер квартиры. Пробую еще несколько вариантов, а потом вижу «Рабидо» в графе «Продавец». Имя покупателя – «Инвестмент Инкорпорейтед».
Гуглю эту фирму, но поиск выдает 41 700 532 результата. Все, где есть эти два слова. И ничего, где были бы только эти слова, по крайней мере насколько я могу судить по первым нескольким страницам. Что на самом деле означала фраза Элберта – «неопределенное право собственности»? Я возвращаюсь к каталогу «Сделки», ввожу название округа и «Инвестмент Инкорпорейтед» и получаю еще несколько адресов. Два из них, похоже, находятся прямо рядом с библиотекой. Может, те пустыри?
Я толкаю дверь библиотеки и выхожу посмотреть участок по соседству. Что здесь было раньше? Не могу вспомнить. Среди сорняков до сих пор валяются битый бетон и ржавая арматура. Может, «Инвестмент Инкорпорейтед» собиралась провести реконструкцию, а затем, возможно, обанкротилась?
Ниже по улице раздражительная секретарша Фила Розалия Ньюберн выходит из офисного здания, ее прическа в стиле восьмидесятых годов развевается на горячем ветру. Я сажусь в машину и включаю кондиционер. Розалия заглядывает в агентство недвижимости Элберта Перкинса – может, надо передать что-то лично? Но она не выходит.
Я могла бы дойти пешком до Дворца престарелых, но на улице так жарко, что я вместо этого сижу и наслаждаюсь прекрасной прохладой моего расточительного кондиционера. Через мгновение сворачиваю за угол и паркуюсь на стоянке у больницы, купаясь в прохладном воздухе еще несколько минут и не желая заходить внутрь. К этому времени моя мать, возможно, забыла о вчерашнем телефонном звонке.
А вот я – нет.
Наконец приходит время.
– Привет, мам! Как сегодня дела?
Она смотрит на меня.
– Хорошо, дорогая.
– Хочешь прогуляться?
Снаружи ветер утих до бриза. Спасибо Богу за тень над этой тропой. Моя мать молчит, предоставляя мне право начать разговор.
– Наконец-то я побеседовала с Тео, – сообщаю я.
– Это твой парень?
Я краснею. Откуда ей знать… почему она думает, что у меня есть парень?
– Нет, мама, Тео – мой босс в Смитсоновском институте.
– А.
– Он дал мне задание кое-что нарисовать.
– Так что тебе надо уехать и оставить меня.
В своем облаке замешательства она иногда удивительно проницательна.
– Ну да, скоро мне придется вернуться в Вашингтон, но он хочет, чтобы я поработала здесь. Я надеялась, он попросит меня нарисовать какую-нибудь редкую флоридскую птицу.
– Хм. – Она смотрит себе под ноги, медленно ступая.
– Но вместо этого он отправляет меня на поиски подземных рек!
– И как, ты нашла?
– Ну, я провела кое-какое исследование.
Она смотрит вверх.
– Ты нашла?
– Еще нет. Пока что я просто рисовала.
– Покажи мне.
Мы садимся на скамейку, и я достаю три рисунка, которые предшествовали погружению в сухой колодец библиотеки Тенетки.
– Это ящерица, – говорит мама.
– Пещерная саламандра. У нее нет глаз, потому что она всю жизнь живет во тьме.
Я попыталась запечатлеть то, как это животное обитает в пещерах. Оно не может видеть, но пробирается вдоль скал и воды, протекающей сквозь них. Это существо знает каждую скользкую поверхность, каждый ручеек.
– Это что, пещера?
– Да, но я ее еще не дорисовала.
На подлокотник скамьи садится стрекоза. Мама возвращает мне рисунки.
– У тебя был парень, который любил пещеры.
Кто сказал, что ее память ушла?
– Верно, мама. Эндрю.
– Да, мне нравился Эндрю.
Мне тоже. Но, как я сказала Эстель на днях в ее квартире, Эндрю был не для меня, потому что любил необоснованный риск. Он нырял с аквалангом в подводные пещеры, которые я теперь должна рисовать. По крайней мере, двое его товарищей-спелеологов умерли как раз в то время, когда я встречалась с ним. Они потеряли ориентацию в узких проходах, и у них кончился кислород. Люди умирают в этих пещерах каждый год, потому что забывают, где верх, а где низ.
Я обожала Эндрю – он был моей первой настоящей любовью в колледже. Милый, умный и весьма выдающийся в постели, хотя мало с кем встречался. Его тело было худощавым и мускулистым, и он любил меня с силой, сравнимой только с его желанием делать опасные вещи. Мы были неразлучны и все думали, что поженимся. Но пещерный дайвинг сводил меня с ума. Я лежала без сна и представляла себе эти последние минуты: иссякающий кислород, борьбу за то, чтобы найти поверхность, просчет того, какой тесный проход ведет наверх. Мне снилось, что это я застряла под водой.
Прячу рисунки обратно в сумку.
– Может, вернемся?
– Почему бы тебе не позвонить Эндрю? – предлагает мама. – Вероятно, он до сих пор живет неподалеку.