Хозяин болота

Он передумал. Он утащит её в болото, спрячет ото всех, чтобы никому боле не принадлежал танец, говорящий на неведомом языке лишь с понимающими.

«Моя!»

Схватит её. Прижмёт к себе, вопьётся в сладкие губы.

Сделает всё то, чего не сделает ни один честный человек, лишь бы она принадлежала ему. Только ему, потому что не может… Не должно быть иначе!

— Куды прёшь?!

Лысый детина хотел поставить на место нахала, мешающего наслаждаться представлением, но почему-то не стал спорить и сам послушно отошёл в сторонку. Было что-то в этом хмуром бледном человеке. Что-то, с чем сталкиваться не хочется ни светлым днём, ни тёмной ночью.

Аир видел только Иву. Наверное, именно потому не обратил внимания на ту, кому в этот миг не был страшен никакой монстр. Еня проталкивалась через толпу, перекрикивая музыку. Оттолкнула она и Господина топей, первой выскочив в центр двора и остановив танец подруг.

— Нор! — закричала она. — Дядька Нор! Староста!

Зарёванная, в испачканном платье. Неуклюжая, Еня так спешила, что упала посередь дороги, расшибла колени, но и не подумала отряхнуться, так дальше и помчалась. В толпе зашептались:

— Чего девке? Полоумная никак?

— Где староста?!

Глава 12. Тень и Свет

Нескладёха ошалело озиралась, но всё никак не могла найти старика, пока он сам не отозвался. Недовольный, что его отвлекли от важного дела, староста вышел из-за спин набольших. Эти трое, покуда все были заняты танцем, уже успели приговорить полбутыли самогона, так что вдовец изрядно покачивался.

— Чаго тебе, родимая?

Нескладёха затравленно оглянулась, понимая, что вот-вот её поднимут на смех. Но тут встретилась взглядами с Ивой, медленно выдохнула и вскинула подбородок. Осанка её стала величественной, а тоненькие косички встопорщились, как жала.

— Тебя, староста, поставили следить за порядком в Клюквинках, верно я говорю?

Нор пригладил бороду и прощально оглянулся на недопитую бутыль. Он-то надеялся хоть сегодня отдохнуть, ан нет! Без старосты ничего решить не могут! Старший сын утешающе побулькал остатками браги: с ней набольшие и без Нора справятся, может не волноваться.

— Что там опять? — прокряхтел вдовец. — Соседка кошку зашибла? Курицу украли?

— И суд рядить тоже тебе надобно, а со справедливым словом никто уже спорить не смеет, так я говорю?

— Ты, дочка, не тяни, — ласково, но твёрдо поторопил Еню Нор. — Ежели случилось что, выкладывай. А ежели может обождать, не мешай веселью.

Обыкновенно Еня говорила тихо, едва расслышишь. Но тут её голос зазвенел над головами присутствующих:

— Месяц назад в Клюквинках рядили божий суд. И Брана, кузнеца, признали по нему виновным. Было ли такое, староста?

Нор устало вздохнул.

— Ну было.

— Случилось так, что после испытания водой кузнец захворал и ты, Нор, дозволил ему остаться в деревне, покуда мать не выходит парня. Верно ли сказываю?

Ох, как надеялся староста, что дело уже забылось! Бабы покудахтали пару седмиц, да нашли новую тему для пересудов. Тем более, что кузнеца с тех пор никто не видал, а Прина плакалась соседкам, что бедняга при смерти и, не ровен час, отправится за Огненные врата.

Однако тихая нескладёха вновь взбаламутила воду.

— Ну так стало мне известно, староста, что кузнец давно жив-здоров! А мать прячет его в избе, чтобы беззаконника не погнали из деревни, как ты положил!

Возмущённый ропот, которого ожидала Еня, получился не слишком оживлённым. Всё же во дворе было много приезжих, кто знать не знал, в каком деле повинен Бран. А танец да угощение всяко интереснее, чем жалобы какой-то девки. Однако многие выругались. Не потому больше, что кузнецова мать пошла против приказа старосты, а потому, что преступление омрачило ещё один праздник.

Нор нахмурился. Праздник праздником, а слово своё надобно держать. И следить, чтобы никто не ослушался, а то какая же тогда у старосты власть?

— Прина здесь? Нет? Привести мне её, — велел вдовец. — Спросим.

А сам подозвал набольших и что-то добавил шепоточком. Те кивнули и скрылись.

Ежели кто кого и вёл к старосте, то, пожалуй, не мужики Прину, а она их. Женщина шла чуть впереди, поджав губы и уперев руки в бока. Посланные на нею пастушки едва поспевали следом.

И прежде, чем Нор успел заговорить, Прина встала перед ним, засучила рукава и смачно плюнула на сапоги вдовцу.

— А я говорила, старый ты пень, что топить её надо! Что, докумекали?!

Прина будто бы продолжала давно начатый разговор, и, когда староста сообразил, какой именно, болезненно поморщился.

— Уймись, баба! — взмолился он. — Мало я тебя слушал?

— А выходит что и мало, глухарь ты тупоголовый! — Толпа ахнула. Нор не слыл ни самодуром, ни крикуном, но все знали, что спорить со вдовцом себе дороже. Не зря он и имя носил норовистое. Прина же никак не умолкала: — Ты, никак, ослеп на старости лет! Речка зеленеет, что ни день! Парни, вон, только успевают тину вёдрами выгребать! В колодце лягушки обустроились, вода болотом воняет! Я тебе говорила, что надо утопить мавку, иначе…