– Вижу его, – процедил Василий Прыгунов. – Мрачный!
– Еще какой мрачный, – согласился Крымов.
– И кто это может быть? – спросил Долгополов.
– Откуда я знаю. Но он точно преследует именно нас. Впрочем, сейчас мы все узнаем. Пошли в музеум! Прошвырнемся мимо экспонатов и витрин.
В музее Емельяна Пугачева было на что посмотреть. Обычно таким провинциальным музеям достаются объедки с барского стола. То, что уже не в силах вместить в себя столичные музеи, они оставляют бедным собратьям на окраинах империи. Хотя, как правило, именно с этих окраин и свозятся в центр самые ценные экспонаты. Тут в стеклянных витринах стояли куклы-муляжи и пугачевцев, и офицеров, и солдат ее величества. Среди первых были грозные казаки с заломленными набок шапками и саблями, беспощадные башкиры и калмыки, уральские рабочие с пушками, а среди вторых – гордые офицеры в париках и треуголках и крепостные солдатушки-ребятушки с винтовками и заправленными в них длинными штыками. Пара пушек с ядрами. Палаши и кинжалы за стеклом. Карты и кафтаны. Манекен будущего генералиссимуса Александра Васильевича Суворова, который, как известно, лично доставлял Пугачева в Москву на казнь и по дороге много беседовал с бунтовщиком. И о чем они говорили, вот вопрос?
Был манекен и самого Пугачева с лицом из папье-маше. А на стене висела роскошная картина в золотой раме – копия знаменитого портрета грозного самозванца, по преданию, написанного с натуры неизвестным художником. Емельян на ней – в красном кафтане, расшитом золотом, и черной шапке, с огромной золотой серьгой в правом ухе, какие любили носить вольные казаки. Рука на эфесе кривой казацкой сабли. Известная всему миру язвительная ухмылка и прищур черных пронзительных глаз.
– Хорош Емелька! – усмехнулся Долгополов. – Неужели правда с натуры написан?
– Легко, – пожал плечами Крымов. – Ему художника заполучить было – раз плюнуть. А честолюбив он был дьявольски. Но даже если его и придумали таким, то попали в точку. Ну что, уходим?
Крымов повернулся и сразу увидел широченную спину того самого преследователя, которого заподозрил еще на улице. Спутать его фактуру, упакованную в джинсовый костюм черного цвета, было невозможно. «Но и что с того?» – подумал Крымов. Может, тому огромному человеку просто было с ними по пути? Он шел в тот же музей. Поглазеть на экспонаты. Просто выкурил поначалу сигарету, а потом зашел за ними. Но они даже не заметили, как он попал сюда. А музей-то большим не был. Как же он тут оказался?
Василий подтолкнул локоть Андрея и показал глазами: вот он! Тот самый! Крымов кивнул, мол: вижу. И пожал плечами: ну он, и что? Мало ли – двери для всех открыты. Долгополова на этот счет тормошить не стали.
Они вышли на улицу, на солнышко. Уходя, Крымов обернулся – здоровенный бородач с улыбкой смотрел на него. Так улыбаются кому-то, только глядя сверху вниз. Аристократ – на холопа, хозяин – на пса, дрессировщик – на ручного медведя. Ученый энтомолог – на несчастную бабочку, прежде чем безжалостно проколоть ее иглой.
– Лимонаду хочу, – сказал Антон Антонович.
– И я, – кивнул Василий. – А вон открытое кафе, на краю площади. Три столика, и все пустые. Хороший городок, не тесный!
Они перешли дорогу, в киоске под тентом заказали лимонад и пиво с чипсами и сели за круглый стол. Теперь три пластмассовых стула были заняты, а четвертый пустовал.
И сами трое гостей Зимнего, едва сделав по глотку, не успели заметить, как крепкая рука вынесла четвертый стул назад, и широкий мужчина в черном джинсовом костюме и алой водолазке сел на него и уставился на них. Смоляная борода, чуть вьющиеся темные волосы по плечам. Как весело блестели его черные глаза, какой язвительно кривой была его улыбка! И каким же знакомым показалось его лицо! Но Крымову сразу бросилось в глаза другое – огромное золотое кольцо в правом ухе бородатого. Тяжелая серьга!
– Ну, здравствуйте, добрые люди, – широко улыбнулся незнакомец.
Крымов и Долгополов переглянулись. Старик только что зацепил взглядом серьгу.
– Здравствуйте, – вежливо кивнул в ответ Василий Прыгунов. – У вас очень знакомее лицо.
– Да неужели?
Лава энергетики изливалась из него, как из только что ожившего вулкана.
– Ага, – смущенно вновь кивнул Василий. – В кино не снимались? – мило пошутил он. – Я бы не удивился…
А как от незнакомца разило дорогим французским одеколоном! Он словно хотел утопить в этом аромате всю улицу. Трое мужчин уже морщились от резкого и приторного аромата.
Незнакомец подвинул стул, подался вперед, отчего стал особенно пахуч, и положил руки с огромными кулаками в перстнях на край стола.
– Будем считать, что у нас тут с вами стрелка забита, – кивнул незнакомец. – Я предлагаю разрезать этот пирог надвое, господа, – хитро улыбнулся он. – Половина – вам, половина – мне. Это будет справедливо. Разве нет?