Хозяин Марасы

А как мне тебя называть? Ты действительно уверена, что хочешь этого? – Марта медленно встала. – Больше никогда! Я никогда не назову тебя матерью, а это создание сестрой. Если бы я могла самолично сжечь все документы, свидетельствующие о нашем родстве, то я бы так и поступила. Но, к сожалению, я не могу уничтожить общую базу данных всей Федеративной Республики Германия, а без данного акта аутодафе будет бессмысленным! Ты мне не мать. Эта – не сестра. И я рада, что больше никогда мне не придётся называть Здислава Ожешко отцом, потому что он мне не отец. Или его звали Збигнев?.. – Марта провела рукой по правой щеке, вытянула осколок дерева и сбросила на ступени. – Я отрекаюсь.

Неловко повернувшись на ступени, размазывая подошвами кроссовок собственную кровь, Марта сделала резкий жест рукой, словно сбрасывала с пальцев прилипчивую паутину, и медленно, прихрамывая, направилась наверх.

Ты куда?! – через силу спросила Анна, пытаясь осознать суть произнесённых Мартой слов.

За тем, за чем и пришла. За косметичкой, – равнодушно ответила она.

Да когда же ты сдохнешь?! – Сандра, не выдержав, закричала. – Господи, ну когда?! Ты даже разбиться не можешь, всё ползёшь и ползёшь дальше, как полудохлая муха! Уже кишки торчат наружу, а ты всё лезешь, лезешь дальше! Гнусь, мерзость, меня тошнит от тебя. Ненавижу тебя! Ненавижу!

Сандра, перестань, – Венсан, наконец пришедший в себя, попытался остановить невесту, но она его даже не послушала.

Отвали от меня, живо! – Сандра оттолкнула протягиваемые к ней руки. – Не прикасайся ко мне! – она ещё раз толкнула его, на этот раз в плечо, так что парень покачнулся, едва устояв на ногах, и бросилась к двери, намереваясь покинуть дом. Она должна была найти Регину – та поможет ей придумать что-нибудь. Сандра обязана была вырваться поскорее из дома и найти выход! Не важно, что сказала Марта. Важно, что она всё ещё жива! И бесит, неимоверно бесит своим существованием, бессмысленным и надоедливым.

Сандра потянула дверь, замерла, и с визгом впрыгнула назад в комнату. Тяжело дыша, она с ужасом смотрела на стоявшего за дверью хозяина острова. Смотрела на черноту коридора, затопившую всё вокруг, непроницаемую, какой не бывает даже ночью. Смотрела на светлый силуэт мужчины. Он не тонул в темноте, не был затенён ею. Казалось, что мужчина в белой рубашке загораживает путь беспросветной мгле, не пуская её дальше.

Прислонившись спиной к белёной стене узкого коридорчика, он лениво крутил в пальцах большой нож с перламутровой рукоятью, и, кажется, даже не смотрел на Сандру. Но его вид, одно ощущение присутствия этого человека нагоняли на женщину дикий страх.

Лоренцо Лино наконец поднял взгляд – абсолютно чёрный, словно морской глубинный омут скрывался под тонкими веками – и тихо спросил:

Соскучилась?

* * * * * * *

Марта застыла у зеркала, печально глядя на своё лицо. Тусклый свет единственной зажжённой свечи придавал её облику ещё больший инфернальный вид, и она казалась самой себе чудовищем, невесть зачем выбравшимся под лунный свет. Впечатление усиливала начавшая утихать, но всё ещё неистовствующая гроза. В редких белых вспышках, озарявших комнату, терялся свечной огонёк, терялась и сама Марта. Ей казалось, что каждый раскат грома, каждый яростный удар и каждая вспышка стирают что-то в ней, уничтожают напрочь, навсегда. Становятся неважными альбомы, хранившие их с Сандрой рисунки принцесс, цветов и кошек. Она – справа, Сандра слева, и на каждом листе было по два рисунка. Исчезают, тают улыбки у рождественской ели и блеск первых золотых серег, подаренных ей на пятнадцатилетие. Даже имена, и те начитают терять свою важность. Здислав, Збигнев, а может и Захарий – уже не важно, как звали того человека, что отчитывал её за шум, разбросанную по комнате школьную форму и непонимание терминов «этногенез», «географический детерминизм» и «аберрация». Уходили боль и страх, отчаяние и слепая, бездумная надежда. Их место занимали спокойствие и знание – всё идёт как надо. Она будет здесь, она останется здесь! Отец не прогонит и не бросит её. Отец…

Женщина, звавшаяся некогда Мартой Ляйтнер, а затем Мартой Риккерт улыбнулась. В её ушах продолжал звучать шёпот – «Io voglio che tu sia mia figlia». Она слышала свой ответ, чувствовала его ладони, прижатые к её лбу. Осталось лишь чуть-чуть, совсем немного. Пара последних шагов и она окажется дома. Дом ведь не здание, не постройка из глины и веток или стекла и стали, где обитают люди. Дом – это часть сердца, где тебя ждут и любят. Где тебя всегда хотят видеть. Где тебе рады и это именно то место, где и ты сам можешь любить! Она почти пришла, осталось совсем немного.