Хозяин Марасы

Небольшие, лёгкие безделушки просвистели в воздухе и, столкнувшись с телом, вонзились в него, словно пули. Марианну затрясло. Феличе с удовольствием последовала за братом, втайне боясь, что не добросит, что у неё не хватит сил и умения, но камни и серебро словно сами сорвались с её ладони и нашли свою цель. А Дэй молча смотрел, катая в пальцах один единственный камешек, ракушку из ларимара. А затем в послегрозовой тиши, нарушаемой лишь вкрадчивым шелестом волн, послышались пронзительные, резкие звуки – птицы, которым не было места на Марасе, летели к южному пляжу, повинуясь дикому зову. Бело-крапчатая стая, не пытаясь остановиться или сменить курс, налетела на Марианну, чиня ей ту же расправу, что она уготовила Лоренцо. Птицы рвали её тело клювами, вырывали лапами куски мяса, надсадно крича и норовя выклевать глаза.

Подобное к подобному, – спокойно произнёс Дэй, не отрывая взгляда от Марианны. Да, будь она подобна Таниле, он бы жизнь потерял, пытаясь ей навредить. На оборванку он потратил едва ли больше, чем когда поднимал со дна придуманный Мартой корабль.

Время шло. И в диком клёкоте, уродовавшем ночь, всё так же чётко звучал хрип повешенной женщины. Наконец Дэй двинулся к мачте, продолжая небрежно поигрывать резным камешком. В темноте его силуэт был будто подсвечен изнутри слабым светом и каждое движение на миг оставляло золотисто-оранжевый след в воздухе. Несмотря на лёгкость шагов и движений, на худощавую фигуру и вытянутый силуэт, Дэй в этот момент более всего походил на таран или же приливную шквалистую волну. Мощь и неудержимость не виделись – ощущались! Он бесшумно шагал по мокрой гальке, вспоминая дневных воров, наведённых оборванкой на берег. О, сюда иногда заплывали нежданные гости, но не так целенаправленно и нагло. И далеко не всегда случайные посетители начинали спешно воровать янтарь, будто знали, что за ценности лежат среди серой гальки. Следом возникло видение смущённой, полной надежды женщины-мышки, тянувшейся к нему и боявшейся, что её поймут «не так». Женщины, которая настолько верила ему, что без лишних вопросов потащила к лодке тело убитого вора, кипя негодованием из-за попыток украсть кусок окаменевшей смолы. Нет, Дэй никогда не подарит ей чёрный камень, и плевать, что когда-то Марта была вдовой. Глупой, испортившей свою же жизнь бывшей женой такого же глупого мальчика, умершего потому, что не смог разобраться в желаниях и последствиях, как своих, так и жены.

Дэй взмахом руки разогнал всех птиц, обнажая окровавленный, в обрывках ткани остов. Разверстые раны, изуродованное лицо и всё те же попытки освободиться. Нет, из этой верёвки ещё никто не вырывался. Рыжий медленно прижал кусочек ларимара к разодранному лбу и стал неспешно вдавливать его, словно сажал семечко в каменистую почву. Марианна забилась так, будто её тело прошили высоковольтные разряды, подбрасывая наверх, мотая во все стороны и вызывая конвульсии.

Никогда ты больше не причинишь вреда моей семье, – тихо произнёс Дэй и совсем не удивился, когда остатки губ шевельнулись, выплёскивая наружу кровь вперемешку со словами.

У тебя, выродок, нет и не может быть семьи.

Выродок – это тот, кого родили. Так что выбирай ругательства более точно, оборванка, – он отошёл от цыганки на шаг, а затем, схватив за шею, легко сорвал с верёвки. Дэй будто стал выше ростом, вытянувшись, раздавшись в плечах. Он стал подобен смутной тени, исказив свой человеческий облик. Одним движением, от плеча к локтю, а от локтя к запястью, он легко зашвырнул цыганку в море. Подобный волне изгиб крепких рук, бросок, почти не потребовавший усилий, и обезображенный силуэт Марианны с заметной даже в темноте верёвкой на шее, мелькнул в небе, чтобы в следующий миг быть подхваченным огромным, вырвавшимся из моря щупальцем. Древнее порождение глубины ждало приказа своего хозяина, своего бога, и дождалось. Замерев на пару секунд, щупальце сильнее обвило искалеченное тело, а затем потащило в море. На дно, в недосягаемую глубину.

Во тьме, в тишине, раздираемая нашей болью изнутри, перевариваемая тварью более древней, чем все построенные человеком города, Марианна будет умирать столько же лет, сколько она прожила. И никогда не покинет морского дна, даже после смерти оставшись там, откуда не желала подниматься. Через отмеренный обратно срок она станет тенью древнего океана, одной из многих в моём владении.

Дэй, а что это было? – Феличе, перед глазами которой до сих пор стоял вид гигантского щупальца, осторожно приблизилась к брату. – Или кто?

Под громоподобными волнами

Бездонного моря, на дне морском

Спит Кракен, не потревоженный снами,

Древним, как море, сном.196

Дэй говорили негромко, словно для себя, и Фели поняла, что лучше не переспрашивать у брата, чьи слова он сейчас произнёс. Немного помолчав, Рыжик ответил притихшей сестре более подробно и понятно, то и дело пиная кедами мелкие камни: