Хозяин Марасы

Вскоре узкая полоска галечного пляжа расширилась, отхлынула в сторону, открывая вход в грот и лестницу, ведущую наверх. Сапоги Лоренцо бесшумно ступали по сухому дереву, словно прошедший шторм с ливнем совсем не коснулся его. Крошечные огоньки изредка вспыхивали на скальной стене, обозначая границы подъёма. Всего сутки назад, даже меньше, наверх на руках её нёс Дэй. У Марты были содрана спина и колени, и она боялась всего и вся, пребывая в страхе от предательства сестры и надуманных подозрений. А сейчас он нёс её сам. Спокойную, такую рассудительную в последние мгновения своей жизни, осознавшую, что лишнее – всё лишнее – надо отсечь. И если твоя жизнь мешает, то её тоже надо прекратить и начать новую! Только так.

Я расскажу тебе великую тайну, которую знают все. Потому что все её видят и не знают, что это тайна, – поднимаясь по ступеням, Лино говорил тихо и нежно, и смотрел не под ноги, а на умиротворённое, спокойное лицо Марты. – Это не правда, что я тебя убил. И не правда, что я тебя спас. Нельзя убить мертвеца и спасти его, а ведь ты была ходячим трупом, моя дорогая, милая Марта. Ходячим, бездумным, унылым мертвецом с тусклыми глазами, без желаний, привязанностей и ненависти. Я даже могу тебе сказать, когда ты умерла. И не потому, что я знаю «некую правду». Ты сама сообщила мне это, сама. Ты всегда знала, но отрицала, чтобы продолжить своё бессмысленное существование в ожидании меня. Не сейчас – анабиоз и сон. Твоя жизнь в Дармштадте была ими. Это было твоё умирание и увядание, а затем – кома, со слабым сахарным привкусом гниения, – Лино остановился, глядя вверх, на вершину лестницы. Ступеней осталось мало, а сказать надо было ещё многое. Произнести, отпечатав в замершем разуме, чтобы сожаления и излишние раздумья о прошлом больше никогда не омрачали жизнь его девочки. Это было тяжело – говорить о смерти драгоценного существа ему же. И всё же в этот раз тяжёлый, но необходимый монолог давался ему куда как проще! Рассказать павшему гонфалоньеру историю его ошибок и промахов, перечислить отмытой уличной девке имена тех, кто покупал её… Полное равнодушия сердце болело, и если бы Лино мог умереть, то он умер бы и тогда, и после, и сейчас. – Ты умерла, когда не смогла заплакать на похоронах своего мужа, которого ты погубила. Ты уничтожила и его, и себя. Несбыточные мечты, твой эгоизм и жажда семейного чуда задушили вас одной на двоих петлёй. Его – буквально. Тебя – морально. И ты перестала жить, и просто была, как фонарный столб, как растение, как пустой гроб, оставленный на краю могилы пропавшего без вести. В этом твоя схожесть с глупой, упустившей свою бесконечность Марианной – желание осчастливить против воли, согласно своим кривым представлениям о том, что это такое. Но ты, mia preziosa figlia199, отсекла своё заблуждение, смогла оторвать кусок собственного мяса, скормив его псам, орлам и быкам. Ты смогла прервать бессмысленное существование, решилась на шаг в бездну моря, уничтожила своё кривое отражение, отошла от тех, кто отрёкся от тебя. И возлюбила то, что открылось тебе. И это прекрасное умение, topo silenzioso200. Умение делать, а не только мечтать. Творить, не останавливаясь на словах, – Лино шагнул на последнюю ступеньку и, огибая закрывающие лестницу кустарники, завернул к маяку. С каждой секундой, с каждым сказанном словом его шаги становились тяжелее, сапоги оставляли глубокие вмятины в земле, будто он нёс не женское тело, а неподъёмный валун. Озаряющий море ярким огнём маяк доносил свои отсветы до одинокой фигуры хозяина острова, и непроницаемо чёрная, сотканная из небытия тень лениво скользила за ним, то отставая и удлиняясь, то прячась у самых ног.

Вскоре Лоренцо остановился возле маяка. Величественное древнее строение возвышалось над ним, разрезая ночную мглу над морем ярким, оранжево-красным лучом. Маяк возжигал Дэй, и это был его цвет. Цвет янтаря, цвет духа Марасы. Оставалось сделать несколько шагов, чтобы принести Марту домой. Чтобы прежняя её жизнь исчезла, оставшись смутными воспоминаниями, а новая – настоящая – навсегда овладела ею. Сколько же сил было отдано этой девочке, сколько крови и боли он показал, лишь бы увлечь, заманить, показать ей остров и тех, кто жил на нём… И все сошлось, все свершилось. Вот она – лежит на его руках, легкая, размытая морем, отказавшаяся от своей прежней крови и принявшая его проклятую, чёрную, злую кровь.

Я жаден, mia figlia, – проговорил Лино, ногой распахивая двери, ведущие внутрь маяка. – И всегда беру то, чем мне хочется владеть. Будь то морской дух, один из лучших полководцев или проститутка с лицом богини и умом ребёнка. И все знают, что я люблю всё, что считаю своим, и считаю своим всё, что полюбил! Я жаден, безумен и… это я. Лоренцо Энио Лино по прозвищу Лутто201. Добро пожаловать в семью!