— Вот приехал посмотреть, что ты делаешь, — попытался шутить парень, однако, решив, что шутки неуместны, серьезно прибавил: — Я уже почти две недели в городе, работаю в одной большой мастерской.
— Ни разу тебя не видела, — сказала Ирма.
— Я тебя тоже, — ответил Ээди. — У каждого свои знакомые, свои дороги. А можно спросить, где ты теперь живешь, и что делаешь?
— Устроилась работать, — сказала Ирма, но вдруг замолчала, не стала вдаваться в объяснения.
— Где, если это не секрет? — спросил Ээди.
— Простой служанкой, — ответила Ирма.
Ээди изучающе посмотрел ей в лицо, словно не поверив, и сказал:
— Что — тоже хозяйкой у какого-нибудь одинокого?
— А кто еще? — спросила Ирма.
— Старуха, у которой я снимаю комнату, говорит по вечерам, что нынче все молодые девушки норовят наниматься к одиноким, — ответил парень, — поэтому я и спросил, мол, ты — тоже?
— У тебя, наверно, очень странное мнение обо мне, — сказала Ирма спокойно, хотя сама сдерживалась, чтобы не задрожали губы.
— Шутка, шуткой, но ты все-таки должна бы знать, какого я о тебе мнения, — сказал на это Ээди.
— Ну, тогда знай, что я нанялась вовсе не к одинокому, а к брату с сестрой, они интеллигентные люди, служащие, — объяснила Ирма.
— Та-ак, — задумчиво произнес парень и немного погодя прибавил: — Стоило ли ради этого уходить из деревни…
— У меня есть свободное время, так условились, когда нанималась, могу учиться дальше. Скоро буду ходить на курсы, и мои хозяева обещают мне помочь устроиться, у них есть знакомства и связи.
— Одним словом, протекция, — сказал парень.
— Что поделаешь, если нельзя иначе.
— А где ты живешь? Нельзя ли как-нибудь зайти к тебе? — спросил Ээди.
Ирма заколебалась — что отвечать. Но вскоре нашлась.
— К сожалению, — сказала она, — ко мне не должен заходить ни один гость — ни мужчина, ни женщина. Так условились, когда нанималась. Чужие мешают хозяевам.
— Та-ак, — произнес парень, задумался и спросил: — А может, встретимся где-нибудь? В кино сходим или куда еще…
— Об этом я еще ничего не могу сказать, — ответила Ирма и заторопилась, — место новое, работы немало, к тому же учиться надо, на курсы ходить.
— Многого ты надеешься достичь своим учением? — спросил Ээди.
— Того же, что и ты, ведь ты тоже приехал в город учиться, — ответила Ирма и сделала шаг.
— Я приехал сюда только для того, чтобы иногда встречаться с тобой и не упускать тебя из виду, вот что я могу тебе сказать. — Он произнес это совсем тихо, глядя куда-то в сторону.
Ирма хотела что-то ответить, но вдруг вспомнила, как поднимала с земли розы, и слова замерли у нее на губах. Она не сумела даже сказать «до свиданья», лишь повернулась и пошла. Когда она, пройдя уже далеко, обернулась, Ээди стоял на том же месте и смотрел ей вслед. Слезы побежали у нее из глаз, и так она шла, с мокрыми щеками, всю дорогу. Сначала она пыталась вытереть глаза, но слезы все набегали и набегали, и Ирма шла с мокрыми щеками.
VII
Войдя в дом, Ирма неожиданно для себя самой и почти бессознательно принялась собирать свои вещи. И только когда они были собраны, она сообразила, что делала и какие может это повлечь за собой последствия.
Она взяла было ключ и заперла чемодан, но когда стала увязывать узел, вдруг остановилась, бросила веревку, встала и пошла на кухню. В самом деле — не могла же она уйти, не прибравшись на кухне! И принялась скрести, мыть, полировать, тереть, чтобы все сверкало и блестело, как никогда раньше. Господин Рудольф должен увидеть своими глазами, если они у него есть, что Ирма не такая, чтобы навязываться ему в «сестры», как их называет мадам дворничиха, что она хочет пробиться в жизни своими руками и разумом. Она дочь деревенского бобыля, а не какая-нибудь изнеженная худосочная дочка богатого хозяина, у которой на каждый чих есть служанки и горничные.
Размышляя так, Ирма и не заметила, как с тряпками и пастой в руках она прошла от крана на кухне в переднюю, а потом в комнаты, протирая и полируя ручки дверей, словно решила убедиться своими глазами перед уходом, засверкают ли медные предметы в квартире у господина Рудольфа или не засверкают. Ирма работала с таким усердием и азартом, что ей стало жарко и щеки ее разрумянились. Она на минутку задержалась перед зеркалом с тряпками в руке и взглянула себе в лицо. Щеки ее пылали, волосы спутались! И Ирма решила вдруг, что со спутанными волосами и румяными щеками она выглядит совсем недурно. Лишь сейчас она впервые обратила внимание на то, что у нее выпуклый лоб, и ей вспомнилось — то ли где-то читала, или от кого-то слышала, — что выпуклость лба говорит об уме; не высота, а именно выпуклость. Конечно, особь статья, когда лоб и высокий и выпуклый. Но к лицу Ирмы, пожалуй, не шел бы высокий лоб, тогда глаза были бы слишком далеко от прядей волос.