– Но как мы тогда нагоним Вернона? – возразила Бекки.
– Кто сказал, что мы его нагоним? Мы не койоты, чтобы видеть в темноте! Слабеют руки, слипаются глаза… Нам необходимо пристать к берегу.
– Ты же не собираешься спать! – растерялась девочка.
– Именно собираюсь.
– Как же так! А мне что делать? Оставаться наедине с этой… с этим…
– Настоящий колдун ничего не боится! Настоящая мамалои не знает страха! – расхохотался старик.
Девочка сердито надула губы и отвернулась. Лодка пристала к берегу. Располагаясь на ночлег, Соломон предусмотрительно подтянул поближе к себе обнаженный мачете, а девочка и вовсе устроилась в ветвях старого баньяна, свернувшись клубком в перекрестье трех мощных ветвей.
Вивиана же молча сидела, как странная кукла, тараща глаза, круглые, как луны, в непроглядную тьму. Так прошла ночь.
Поутру Эдгар Блэквилл проснулся первым, вскочил, рассеянно огляделся вокруг, не помня себя, и стал теребить прикорнувшего неподалеку Добсона, поднимавшегося с явной неохотой. Грубая мина немедленно ичезла с лица Добсона, уступив место выражению сочувственной заботливости, едва он столкнулся взглядом с бледным от душевного потрясения Эдгаром. Приободряя своего будущего тестя, Добсон быстро собрался, принес ему воды умыться и почистил платье от пыли (в холщовой сумке он носил постоянно с собою всевозможные щеточки, гребенки, ваксу и другие хозяйственные мелочи – с одной стороны, будучи чистюлей, с другой – приучившись к походной жизни за годы своих странствований и афер). Он ухаживал за Эдгаром, как родной брат, проявляя настойчивость и такт в разумных пропорциях; Эдгар блуждал мыслями далече, печалясь то о своем сыне, то о больной матери, от которой не имел никаких вестей.
– Драгоценный друг мой! – говорил Ленни с чувством, блестя воодушевленно глазами. К чему нам такой эскорт! Или мы не мужчины! Оружие при нас, и таскаться по полям с толпой вооруженных чернокожих за спиной неблагоразумно.
Эдгар Блэквилл едва понимал, что делается вокруг него. Он покорно отослал слуг домой, приказав одному из них непременно воротиться, чтобы принести весть о здоровье матушки. Хозяева не заметили, как рабы вздохнули с облегчением от этого приказа: они-то знали,
Итак: хозяин поместья Блэквилл с обольстителем своей дочери шагал среди густой прибрежной травы, внимательно разглядывая реку и противоположный берег.
Мамаша Блэквилл, отошедшая уже от обморока и прибавившая за последние несколько часов еще желчи, обрушивалась со всей злобой растревоженного сердца на свою наперстницу, выговаривая за мельчайшую оплошность.
Старик, девочка и оживленное орудие возмездия медленно передвигались в лодке, время от времени затаиваясь в камышах, когда им чудилась опасность.
Между тем похищенный ребенок находился не так уж далеко. Дряхлая лодка не могла плыть долго – постепенно напитывалась влагой, старое дерево утяжелялось, вода находила путь, просачиваясь сквозь щели, и скоро дно было залито, что сильно замедлило скорость лодки. Патрик ужасно перепугался. Вдобавок ко всему, запутавшись в разросшихся водорослях, лодка остановилась, накренившись и порядком зачерпнула воды. Вернон попытался ее сдвинуть с места, однако нос лодки еще сильнее запутался. Тогда он подхватил ребенка на руки и выбрался на берег, противоположный тому, по которому двигались их преследователи. Местность казалась дикой и безлюдной: топкие места повсюду разбросаны так часто, что никто из фермеров не претендовал на эти болота. Вернон одолел не меньше дюжины миль, – уж и солнце погасло, но он шел вперед с решимостью лунатика, иногда проваливаясь в грязевые ямины по колено, – пока не набрел на покинутую рыбацкую хижину. Неизвестно, что случилось с ее хозяином: умер ли, стал добычей алчности крокодилов или таких же грубых бродяг, позарившихся на жалкий его скарб, возможно, перебрался в другие места, ближе к цивилизации, женщинам и порокам. Летучие мыши ночевали под потолком, пауки вили гнезда в трухлявом тюфяке, набитом почерневшей, издающей запах гниения, соломой, скользкие постояльцы – жабы и змеи – выбирались из-под свай и прогуливались по сырому полу, спасаясь жаркими полуднями от всепроникающего солнца, нежили холодные тельца в лужицах речной воды.