Гримбла, брызжа слюнями, взревел, от его крика Аста болезненно сморщилась:
– Трусливый мудила! А ты в курсе, что когда сюда придут горхолды, из вас всех сделают рабов, вкалывающих на его шахтах, в его кузнях? Ты готов обречь Север на медленное вымирание, лишь бы сберечь свою гребаную шкуру!
– Думай, что хочешь, можешь и дальше меня оскорблять – ничего, я потерплю. Воинов моих ты не увидишь, пока я не буду убежден в безопасности себя и своего народа.
– Скользкий гад! – сказал Гримбла и уже был готов выхватить топор, но Шаабан одернул его.
– Стой! Если мы начнем убивать друг друга, то лишь упростим Заргулу задачу, – переведя взгляд на Хагайорна, он продолжил, – мы услышали твою позицию, регент. Согласишься ли ты на определенное условие?
Хагайорн подобрался, встал и отряхнул меховой плащ:
– Кажется, с тобой можно вести конструктивный диалог, человек с юга. Что же ты хочешь нам предложить?
– Я и Гримбла готовы в одиночку выйти на защиту жителей крепости, – лицо Гримблы вытянулось при этих словах темнокожего монаха, – и если мы сумеем отстоять вашу свободу, то северяне прислушаются к зову Союза.
Аста с восхищением глядела на этих мужчин, втайне вопрошая судьбу, почему Севером заправляют не такие отважные люди, как Гримбла и этот клириец.
– А если вас убьют? – спросил Хагайорн.
– Тогда делайте, как считаете нужным. Нам будет уже все равно, – ответил Гримбла.
Хагайорн пожал плечами и направился к выходу:
– Что ж, глупо отказываться от предложение, которое может выгореть. Что ж, вы сами взяли на себя эту задачу, так что не вините меня.
Когда за ним затворились двери, Гримбла прошипел:
– Вот же кусок говна. Прости, я знаю, что при даме непозволительно так сквернословить, но меня коробит от одного вида этого человека.
– Не стоит переживать, – отмахнулась Аста, – женщина, выросшая на Севере, привыкла к брани так же, как к восходу и заходу солнца. Скажите, Заргул правда так опасен, как говорят?
Шаабан горестно кивнул:
– Мир лишь единожды сталкивался с таким потрясением.
– Но ведь у Ранкора есть шансы на победу! Горхолды не смогут побить весь мир, ведь так?
Шаабан, перебирая четки, ответил:
– Вопрос лишь в том, удастся ли народам объединиться. Архимаг Йоши-Року заручился поддержкой хаглорианцев, Глоддрик Харлауд проводил переговоры со скиарлами и равшарами, даже варваров пустошей удалось…
– Глоддрик? – взволнованно произнесла Аста знакомое имя.
– Знакома с ним, что ль? – с лету угадал Гримбла.
– Самую малость, – историю своей юности друидка вспоминать не хотела, хотя образ залитого кровью альбиноса с единственным красным глазом не выходил у нее из головы уже пятнадцать лет.
Шаабан продолжал:
– Остался Звездный Град. Глоддрик, Архимаг Йоши-Року и брат короля – Эрлингай Львиный Рёв, скорее всего, уже там и рассказывают царице Хинарее о грозящей миру опасности. Нам же поручили Север.
– Ясно. Я бы рада вас обнадежить, но, боюсь, от моего голоса вряд ли многое зависит. Мой дед был друидом и обучил многому, но я не умею использовать магию в бою – лишь для того, чтобы исцелять других.
Шаабан тепло улыбнулся и похлопал женщину по плечу:
– Поверь, сестра, на таких, как ты, мир и держится. Война и разрушение противны человеческому естеству. Но иногда, в редких случаях, хорошие бойцы могут и пригодиться. Не переживай, мы окажем достойную встречу захватчикам. Северу ничто не будет угрожать.
– Почему ты так в этом уверен? Вас же всего двое…
– Твоя вера ничего не стоит, если в победе нет сомнений. Но в случае, когда ради веры ты готов выйти в неравный бой и сложить голову, проявляется твое истинное лицо.
Аста молча кивнула. Сжав кулаки, она поклялась, что если будет необходимость, она возьмет оружие и выйдет на бой, зная, что против орды берсерков не продержится и минуты. В отличие от Хагайорна, родину она любила.
***
Эти несколько дней прошли крайне напряженно. Шаабан предпочитал одиночество, медитируя в заброшенной хижине на окраине города, там же метая ножи в покосившиеся столбы. Гримбла же искал поддержки среди стражи, надеясь с их помощью сместить Хагайорна с поста регента, но безрезультатно – Краух Гримбла у воинов ассоциировался с позорным поражением от войск Аргои, а его исчезновение они воспринимали как проявление трусости, отчего избегали разговоров. Тот юный паж, что призывал взрослых мужей к борьбе, возрадовался прибытию послов и умолял их позволить ему сражаться с ними бок о бок в трудную минуту, но Гримбла отмахивался от него, как от назойливой мухи со словами:
– Толку-то от тебя чуть. Только мешаться будешь, да и помрешь ведь. Поживи еще и не действуй нам на нервы.