Эрлингай стоял на одном колене, в зале же собралась прислуга и придворные, включая Азилура, генерала Керриса Галарта, Ревиана Гувера и его спутницы-герцогини, советника Лукаса Тирола и Шаабана. Эрлингай пожелал, чтобы именно монах проводил его коронацию и дал благословление на счастливое правление. Отчего-то именно в этом добродушном темнокожем человеке первому мечу Аргои виделось прибежище, где можно было обрести спокойствие и уверенность в том, что у них всех еще есть надежда. Монах был словно нитью, связывавшей их, смертных людей, с Богом. А это изгоняло страх даже после того, как выяснилось, что агенты Заргула могут с легкостью пробраться в самый защищенный в Союзе дворец и умертвить короля и принца.
Эрлингай стоял на одном колене, двумя руками держа меч лезвием к полу. Шаабан стоял пред ним, держа в руках позолоченную корону. Символ королевской власти выглядел простецки – на нем не было даже гравировки, лишь ряд заклепок, скреплявших две части головного убора. Эту корону носил Ганзарул Второй, приказавший изготовить ее именно таким образом, чтобы подчеркнуть свою близость к народу. В отличие от этой, корона Эанрила пестрила изящной гравировкой и инкрустированными в нее драгоценными камнями.
– Клянешься ли ты быть опорой и защитой для народа, служа ему верой и правдой? – провозгласил Шаабан.
– Клянусь, – осевшим, но твердым голосом ответствовал Эрлингай.
Яд уже начинал брать свое. Глаза Шаабана были налиты кровью. Его плечо нестерпимо болело, пульсировало, то и дело стреляло. Место ранения было влажным, когда Шаабан отлучился в уборную и взглянул на очаг поражения, рана так и сочилась гноем и кровью, смешанной со сгустками плазмы. Забравшись в кладовую, монах каким-то чудом отыскал там нужные травяные смеси и повязку, после чего наложил на рану компресс. Шаабан понимал, что облегчит боль, но только на время. Большего бывшему ассасину было и не нужно. Он надеялся, что его сил хватит, чтобы с достоинством проводить своего друга на престол и пожелать ему, как и всему миру, удачи в борьбе со злом.
– Клянешься ли ты отдать жизнь за вверивших тебе свои судьбы людей, будь на то воля Илгериаса?
– Клянусь.
Шаабан глубоко вздохнул, Эрлингай взора не поднимал, с покорностью ожидая заключительных слов монаха.
– Клянешься ли ты не допускать распрей меж членами Союза, скрепляя их братские узы на протяжении всего правления?
– Клянусь!
– Тогда я, Шаабан из Джаганната, служитель Арая Илгериаса, нарекаю тебя королем Союза. Встань, Эрлингай Четвертый! – несмотря на бессилие, голос монаха не дрожал и силы своей не утратил.
Монах водрузил корону на голову престолонаследника, перекрестил его и ровным шагом удалился. Его шатало, клириец еле держался на ногах. В глазах двоилось, а слышал он все вокруг приглушенно, будто через трубу. Он понимал, что жить ему осталось не больше двух-трех часов.
Все присутствующие опустились на одно колено. Керрис Галарт сделал это с улыбкой умудреного опытом человека, который знает, что на сей раз может довериться толковому парню, Гувер сделал это с благоговением и некоторым наслаждением того, что он является свидетелем столь важного события, которое непременно отразит в своих писаниях, Азилур же сохранял невозмутимость, достойную мага, а Лукас Тирол выражал покорность судьбе и воле своего новоиспеченного хозяина. Каждый пожелал королю долгих и славных лет правления, после чего все начали расходиться. Трапезы, как это подобало каждой коронации, не устраивали из почтения памяти Эанрила. Каким бы трусливым и недалеким человеком он ни был, все же он держал в своих руках власть над Союзом.
Эрлингай остался сидеть на троне, погруженный в воспоминания о своих братьях. Вначале Марвол, с которым они прошли огонь и воду, воевали на Севере и выживали в Силгорских трущобах, а теперь Эанрил, которого он не слишком уважал, но все же любил как родича. Шаабан тоже стоял подле трона, либо ожидая, пока ему разрешат уйти, либо дожидался, пока останется с королем наедине.
– Эрлингай, – с большим усилием Шаабан сделал несколько шагов в сторону трона, но на ступени подниматься не стал, – знаю, тебе, вам всем будет непросто. Но прежде, чем я уйду, пообещай мне одну вещь.
Король с изможденностью в лице кивнул монаху, приглашая его договорить.
– Не допусти, чтобы альянс распался, – Шаабан, превозмогая боль и прилагая нечеловеческие усилия, чтобы оставаться в сознании, выдавливал из себя нужные слова, – лишь вместе мы сильны. Лишь отбросив вражду, мы можем остановить Многорогого.
Эрлингай вобрал в легкие воздух, словно собирался взвалить на плечи груз наподобие огромной каменной плиты, и изрек:
– Я приложу все усилия. Обещаю тебе.
– Хорошо… – со слабой улыбкой Шаабан кивнул, говорить ему удавалось с большим трудом, – очень хорошо. И не забывайте о Боге. Зло приходит в этот мир тогда… когда люди теряют связь со Всевышним. Ты будешь великим правителем, Эрлингай. Я не сомневаюсь.