– Он ответил – любые, он готов рассмотреть любые, совершенно любые предложения. Так я до сих пор и не понимаю – что конкретно он имел в виду? Впрочем, монета все равно пропала, так что больше не о чем говорить…
– Очевидно, вы правы… – проговорила Надежда, – но все же история странная… Какой-то человек говорил непонятные вещи…
– Вот именно! – оживилась Розалия Семеновна. – Вид у него и правда странный… такой… вроде бы приличный мужчина, одет хорошо, но совершенно непонятно, молодой он или старый. Вроде бы по глазам видно, что человек поживший и многое повидавший, а так стройный, подтянутый, спина прямая… – Тут в голосе собеседницы Надежда уловила самую настоящую зависть, и сама на всякий случай выпрямила спину. – И еще эти усы… – Розалия улыбнулась.
– А что усы?
– Видели вы портрет Сальвадора Дали? Это художник такой…
– Ну да… – фыркнула Надежда, добавив про себя, что эти искусствоведы ужасные снобы, всех считают ниже себя по образованности.
– Так вот у него усы точь-в-точь, как у Сальвадора Дали, такие же закрученные. И черные-пречерные! И говорит как-то… впрочем, возможно, я просто не расслышала…
Архайят, Главный Хранитель Солнца, проснулся внезапно, как будто его кто-то разбудил. Кто-то или что-то.
Сердце его билось, как пленная птица в силках, во рту пересохло.
Он не помнил сон, но от него осталось чувство страха и пустоты.
И по этому чувству Архайят понял, что пришло время, ради которого он живет.
Во дворце было тихо, но внутренний слух Главного Хранителя слышал то, чего не слышали уши.
И скоро произошло то, чего он ждал и страшился.
Приоткрылась завеса его ночного покоя, и вошел Суваник, Хранитель сна. Лицо его было покрыто полосами черной краски – свидетельством темного времени.
– Господин! – проговорил Суваник вполголоса. – Случилось страшное. Солнце погасло.
– Оно не погасло! – ответил Архайят предписанной ритуалом фразой. – Оно только зашло за тучу. Туча минует, и Солнце вновь засияет на небосводе.
Главный Хранитель накинул подобающий случаю черный плащ с широкой золотой каймой и вслед за Суваником пошел в ночные покои Солнца.
Перед дверью, ведущей в ночные покои, стояли, скрестив алебарды, два стражника.
Как предписано, глаза их были завязаны, дабы никто из Послушных не увидел Солнце погасшим.
– Кто идет? – спросил один из слепых стражей.
– Главный Хранитель! – ответил Архайят с подобающим достоинством.
Стражи развели алебарды, пропустили Архайята и Суваника в покои.
Там, возле ложа, стояли ближние слуги Солнца, те, кому было позволено видеть.
Ближе всех к ложу стояла на коленях Луна, старшая супруга Властителя. По лицу ее текли слезы – не только от осознания потери, но и от ожидания неизбежного.
Сам Высший, разгоняющий тьму своим ликом, озаряющий землю, дарующий кров и пищу, короче – Солнце, лежал поперек ложа, уронив правую руку на пол. Лицо его было запрокинуто, рот приоткрыт, на губах запеклась розоватая пена.
Архайят поморщился.
Пусть в этих покоях были только ближние, даже им не подобало видеть Солнце в таком виде.
Архайят, ни на кого не глядя, проговорил вполголоса:
– Восемь рук!
Тут же из соседнего помещения вбежали четверо слуг с завязанными глазами, приблизились к ложу и застыли.
В руках двух из них были покрывала из тончайшей белоснежной ткани, которую привозили из Аксама. Двое других несли резные носилки из слоновой кости.
Архайят подошел, взял у слуг покрывала, накинул их на Солнце, расправил, и только после этого позволил:
– Можете прозреть.
Слуги сняли повязки, поставили носилки возле ложа, с почтением переложили на них закутанное в покрывала Солнце.
– Сорок мечей! – проговорил вполголоса Архайят.
Тут же из служебного покоя появились воины с завязанными глазами, застыли в ожидании.
– Можете прозреть! – позволил Архайят.
То, что предстояло этим воинам, требовало хорошего зрения.
Они послушно сняли повязки, ждали нового приказания.
– Да затмится лик Луны! – проговорил Главный Хранитель.
Главный над воинами почтительно приблизился к старшей супруге Высшего, закрыл глаза и вонзил в ее затылок острый бронзовый клинок.
Женщина без звука упала набок.
К ней тут же подбежали слуги, вынесли тело женщины из покоев. Один из них торопливо вытер небольшую лужицу крови.
– Восемь рук! – повторил Архайят, как только слуги вернулись.
Слуги подхватили носилки за рукоятки, подняли.
Архайят, не оглядываясь, направился к выходу из дворца.
Не к тому парадному выходу, из которого каждый день Солнце выходило к Послушным, а к другому – тому, о котором не положено было знать посторонним.
Там, возле этого выхода, теснились к дворцу жилища Послушных – богатые дома и жалкие лачуги. Сразу за этими жилищами начиналась Вечерняя тропа.
Вокруг поселения не было стен – Дикие не смели приближаться к нему, а больше никого на свете не было.
Архайят шел по Вечерней тропе, не оглядываясь.
Он и так знал, что вслед за ним идут двадцать воинов с обнаженными мечами, следом за ними слуги несут носилки из слоновой кости, и завершают шествие остальные двадцать воинов.