– А я думаю, мы и с Дождевиком увидимся, – твёрдо сказал Вереск.
– Но… никто из кристальных пока не появлялся снова, – заметил Щавель. – Так ведь, Чердак? Не хочу отнимать надежду, но давайте смотреть фактам в глаза. Кто исчез, тот исчез.
– Боюсь, что так, – подтвердил домовой. – Кое-кто из наших кристальных и впрямь подавал голос ещё какое-то время. Но, увы… не очень долго.
– Может, оно и так, – сказал Мох. – Но это было до того, как появились мы. Чердак, дружище, не обижайся… но вы, домовые, как будто просто приняли свою судьбу и смирились. А я скажу так: пока всё не кончилось – ничего не кончилось. И если голос Дождевика ещё слышен, хоть бы и тихонько, значит, ничего не кончилось. Правильно, Щавель? Вереск?
– Да, наверное, – с сомнением в голосе протянул Щавель, а Вереск чуть заметно кивнул.
– Послушайте, надо довести дело до конца, – сказал Мох. – Вернуться на Ясеневую улицу и найти ту девочку. Если мы опустим руки, тогда уж ясно, что случится: Дождевик пропадёт насовсем, да и мы потихоньку исчезнем из Зелёного Мира, один за другим. Но пока мы не сдались, всегда, всегда остаётся надежда.
– Но надеяться так трудно, – сказал Вереск. – Ведь надежды могут рухнуть.
– Знаешь что, Вереск? Это правда, – вступил Щавель. – У меня так часто бывает: изобретаешь что-нибудь, а получается ерунда. Тогда проще всего сдаться и бросить это дело. Бросишь – и вроде как уже всё ясно, а так оно легче. Вот только я убедился, что это… что это… – Щавель напряжённо свёл брови в поисках нужного слова.
– Так что это? – спросил Мох.
– Это трусость, – закончил Щавель.
Вереск поморщился.
– Но я не хочу быть трусом. Я всегда считал себя храбрым.
– Ты очень храбрый, Вереск, – сказал Чердак.
– Нам всем хочется быть храбрыми, правда же? – сказал Мох. – Так давайте не будем сдаваться. Надо пробовать снова и снова, даже если не знаешь, что получится и получится ли вообще. Это и есть настоящая храбрость.
10. Городские улицы. Годится ли нетопырь в охранники? Скоро узнаем!
Был прохладный осенний день. Над речным берегом кружил листопад. По ветру летели маленькие жёлтые листки ясеня, хорошо знакомые Мху и Вереску по былым временам; коричневые листья дуба с волнистыми краями, которые напомнили Щавелю его дом у Шального Ручья; большие рыжие листья с острыми кончиками – такие Чердак не раз находил под высокими платанами в Улье.
Потратив целый день, путешественники выгребли землю из пластиковой бутылки и подтащили её к урне, что стояла недалеко от воды. Затем Вереск закинул наверх бечёвку с проволочным крюком на конце, вскарабкался на край урны, скинул бечёвку вниз, и друзья совместными усилиями переправили бутылку в урну.
Наконец стало темнеть, и над крышами городка показалось созвездие, которое у людей зовётся Орионом, а у тайного народца – Паном. Его появление предвещает зиму. Но Мох и Вереск видели тут ещё и добрый знак: будто Пан глядит на них сверху и бережёт от бед. От этой мысли на сердце становилось легче.
Мох взял два обломка кремня, высек искру, поджёг сухой мох и наскоро приготовил на огне оладьи из желудёвой муки. Затем друзья расселись вокруг костра и стали ждать Лихача и проводников, которых он обещал найти.
– Давненько я не водил компанию с летучими мышами, – сказал Вереск.
– А я и вовсе никогда, – отозвался Щавель. – У нас на Шальном Ручье были водяные ночницы – это одна из их пород. Я иногда махал им, когда они летели мимо на охоту, но за всё время мы и словечком не перемолвились.
– Я когда-то знал парочку бурых ушанов, – припомнил Чердак. – Они зимовали под крышей дома, где я жил, когда люди были гостеприимней. Только представьте: в старину люди делили жилища с птицами, и с летучими мышами, и с разными животными!
– Из ушана вышел бы неплохой охранник, правда? – сказал Вереск. – У них такие странные уши! Мне кажется, любая кошка ошалеет, когда увидит.
– Мне, признаться, всё равно, какая порода, – сказал Щавель. – Главное, чтобы не эти мелкие, бесполезные…
– Эй, ребята, как дела? – спросил Лихач, приземляясь на светлом пятачке у костра. – Честь имею представить: Писк и Визг. Вон они, кружат наверху. Как видите, это…
– Ой, нет! Нетопыри! – в один голос простонали Щавель и Вереск.
– Фу, как грубо! – донёсся сверху писклявый голосок. Язык природы у летучих мышей звучал непривычно: так визгливо, будто кто-то водил мокрым пальцем по стеклу.
– По-моему, надо уносить отсюда крылья, – послышался сверху второй голос. – И, подумать только, мы уже могли бы спать!
– Пан всемогущий! – пробормотал Лихач. – Что вы творите? Извинитесь побыстрей. Ну! Живо!
Щавель и Вереск пихали друг друга локтями и сердито шипели:
– Извиняйся!
– Сам извиняйся!
В конце концов Мох шагнул вперёд и поглядел в тёмное небо.
– Простите нас, пожалуйста, Писк и Визг!
– Нам правда очень нужна помощь, – добавил Чердак. – Не обращайте внимания на этих грубиянов.