Хранители мира. Дорога домой

– Друг! – быстро ответил домовой. – Я живу в одном из садов на Ясеневой улице, со Мхом, Вереском и Щавелём. Падуб нам кое-что советовал пару недель назад, но всё пошло не так, как надо, и… Мне нужна помощь.

– Гм! Звучит серьёзно! – сказал Жабус. – Идём-ка сюда. И поспешим, пока нет детей.

Они вдвоём пересекли школьный двор и дошли почти до самого входа в здание. Неподалёку от крыльца торчала чёрная водосточная труба.

– Лезь наверх, – скомандовал Жабус. – Под крышей есть отдушина. Встретимся там.

Дрозд захлопал крыльями и взлетел, а Чердак полез по стене школы. За трубой в щелях между кирпичами торчали спички и гвоздики; из них получалась удобная лестница. Вскоре Чердак оказался на самом верху.

– Вот сюда, – Жабус указал жёлтым клювом на тёмную отдушину под карнизом. – Не бойся.

– Да я и не боюсь, – сказал Чердак. – Привык к людским постройкам.

И они нырнули в отдушину.

Вдоль края крыши, под черепицей, тянулся узкий тёмный лаз. Дрозд и домовой пробирались вперёд; птичьи коготки скребли по полу. Чердаку вспомнилась барсучья нора: как он заблудился в лабиринте подземных ходов, как его нашёл Вереск и как между ними завязалась крепкая дружба. А всего-то и надо было открыть друг другу душу. Может, и Падуб когда-нибудь оттает?

– Сюда, – подсказал дрозд. Сбоку показалось пустое пространство – зазор между балками крыши и плитами потолка. Пара мелких плиток была чуточку сдвинута – так, чтобы снизу из классной комнаты проникал свет, а вместе с ним и человеческие голоса, взрослые и детские.

Посередине на животе вытянулся человечек в чёрном – неподвижно, будто и неживой.

– Тсс-с-с! – зашипел Падуб и замахал рукой, даже не оглядываясь на вошедших. Жабус и Чердак замерли на месте.

– Не обижайся, – шепнул дрозд. – Он всегда такой, когда дети учат что-то интересное. Падуб уже много кукушкиных лет слушает уроки.

– Но как? Они же говорят на человечьем языке! – шёпотом изумился Чердак.

– Да, но, если заглянуть туда, вниз, можно увидеть, как взрослые рисуют разные штуки на доске. А иногда там бывают особенные картинки – они двигаются. Если долго смотреть, начинаешь понимать, в чём дело. По крайней мере, Падуб так говорит. Я-то сам этим не увлекаюсь, хоть и вырос тут.

– Ты здесь вырос? – удивился Чердак, глядя на пустое, голое помещение. – Никогда бы не подумал, что птицы станут гнездиться в таком месте.

– Правильно, не станут. Видимо, мои родители свили гнездо где-то во дворе. А я, когда вылупился, оттуда выпал. Падуб нашёл меня на дорожке, полумёртвого от жары, и через весь двор притащил сюда – а, между прочим, во дворе тогда играли дети! Потом он в одиночку меня вырастил.

– Надо же! – воскликнул Чердак. – Значит, Падуб – твой приёмный отец?

– Вот-вот! – гордо сказал Жабус.

В этот миг Падуб встал и поздоровался скупым кивком:

– Жабус, Чердак.

– Привет, Падуб! – ответил Чердак. – Какой у тебя замечательный дом! Такой… э-э-э… просторный и минималистичный. В общем… извини, что вламываюсь без приглашения.

– Я могу чем-то помочь?

– Я… мне нужен совет.

Не ответив ни слова, Падуб развернулся и пошёл прочь. Чердак растерянно глянул на Жабуса.

– Чего смотришь? Иди за ним! – сказал дрозд. – Увидимся позже, – и с этими словами он ускакал обратно, в тёмный проход.

Чердак на цыпочках прошёл в дальний угол. Там, за деревянной балкой, был настоящий дом Падуба: маленькая уютная комната, битком набитая всякими интересными штуковинами. Чердак увидел карандашные ластики в виде роботов, лис и бегемотов; конфеты в фантиках, резинки для волос, фигурки динозавров, колпачки от ручек, вишнёвый бальзам для губ, скрепки и зажимы всех размеров и цветов, одинокий беспроводной наушник, старомодные пузырьки из-под чернил, лежащие на боку, словно пыльные винные бутылки. На стене, словно картина, висел значок с надписью: «Я УОМБЛОВ».

– Ух ты, здорово! – восхитился домовой. – Теперь понятно, почему ты не хочешь к нам переезжать. А для чего все эти штуки?

– Понятия не имею, – сказал Падуб. – Надеюсь когда-нибудь разобраться. Может, Щавель сообразит, если зайдёт в гости. Ты присаживайся.

У стены стоял диван, сделанный из мягкого пенала. Когда Чердак и Падуб уселись, внутри перекатились и звякнули какие-то шарики.

Теперь, когда пришло время всё рассказать, у Чердака вдруг встал комок в горле. Он боролся со слезами и не знал, с чего начать.

– Не торопись, – сказал Падуб почти сочувственным тоном.

– Я пришёл из-за Мха. И Вереска тоже, конечно. Ох, Падуб, мне кажется… кажется, что они опустили руки. Я так за них волнуюсь! Не знаю, что и делать. Вот и подумал про тебя, потому что… потому…

– Что ж, может, оно и к лучшему. Не будут тратить время на свою затею.

– Что?!

– Я с самого начала знал, что тут нет никаких тисов. Неужели ты думаешь, я бы не услышал про такое дерево? Вереску помогал Лихач, но у меня-то есть Жабус. Он давно облетел все местные кварталы – так, на всякий случай. Пустышка это всё, уж поверь мне.

– Что?

– Да неважно. А Мох… Что ж, благослови Пан всякого, кто готов так стараться. Но улучшить один-единственный сад… нет, так Зелёный Мир не спасёшь.