Христианство. Католичество. Реформация

Личность апостола в состоянии отражать как доктринально-теоретическое о Христианстве, так и осознанно переживать главное – Самого Христа, желая, чтобы и в других были «те же чувствования»[223]. Наличие «тех же чувствований» у всех других означало бы не что иное, как полную «соборность» или «кафоличность» не в теоретическом, доктринальном, но в экзистенциальном отношении. Таким образом, свидетельство полноты «тех же чувствований» у Павла не означает того, что «те же чувствования» наличествовали бы в такой же полноте у всех без исключения.

То же самое можно сказать и о подражании Павлу в той степени, как он подражает Христу[224]. И до сих пор такое подражание остается меньшинством, – как напряжение между теорией и практикой, призванием и исполнением. Таким образом, надличное или соборное в Христианстве остается преимущественно теоретическим и доктринальным, а не практическим и экзистенциальным.

Само пожелание Павла «тех же чувствований» между всеми до сих пор остается некой утопией в Христианстве. Такой же утопией, если бы переживание обращения у апостола (также у Августина и других мыслителей в истории), включая и переживание оправдания Лютером при чтении Рим. 1:17, было бы пережито всеми без исключения.

В завершение этого краткого экскурса нам необходимо сказать несколько слов о проблеме т. н. «индивидуализма». Обычно в индивидуализме обвиняют протестантов.

Прежде всего отметим, что само понятие соборности – как отношение общего к частному – не упраздняет данной проблемы. Индивидуализм – это отказ от знания или опыта, превышающего знание или опыт отдельного человека. Разумеется, в случае такого отказа и рождается очередная возможность раскола[225].

В таком случае индивид по своей инициативе, на свой страх и риск, – нередко и с долей своего достоинства (или гордыни), – на месте общего, кафолического, старается получить свое собственное познание, свой особый опыт[226].

К сожалению, между общим и личным, общиной и индивидом – на месте пожелания апостола «тех же чувствований» или Того же «ума Христова» всем – и возникает разрыв; возникает то, что мы и должны называть расколом. Для наглядности приведу лишь один пример, типичный для Реформации. Право толкования Писаний, данное каждому (а ведь каждый индивид тех же чувствований и Того же Ума Христова и тогда не имел), довольно скоро приводит к ничему иному, как плюрализму самых разных мнений. Позже – и к возникновению сект, толкующих Писание особо по-разному.

В итоге, соотношение отдельных деталей в Библии с общим, соборным или кафолическим ее контекстом – подчиненным тому же чувству и Тому же Уму – исчезает или прерывается.

Типичные примеры среди многих других: абсолютизация феномена «говорения на языках» (пятидесятничество), постоянное ожидание «скорого» конца света (адвентизм), или крайний феминизм (т. и. «обоснование» женосвященства, со ссылкой исключительно и только на Гал. 3:28 вне контекста остальных посланий апостола и всей Библии)[227].

Несмотря на только что указанное, эпохальная заслуга Лютера состоит в самом выделении личности перед Богом – в тесной связи не с кафолически-общим пониманием Церкви, а с переживанием веры отдельной личностью. Более того, Лютер допускает возможность спасения человека и вне пределов т. н. «видимой» Церкви как структуры. В данном случае – вне пределов структуры Папской церкви. И самый главный аргумент для этого у него: та же реальность Креста в нашей повседневной жизни.

Соборность Церкви, – говоря теологемой апостола, – обоснована в смерти Одного Христа «за всех», а не за одно исключительное «течение» или «конфессию» среди многих[228].

В Новом Завете мы находим два основных определения этих «всех». Они некое «целое», т. е. «церковь»[229]. И они – просто «христиане»[230]. В Новом Завете нет ни «православного», ни «католического», тем более «протестантского» или «лютеранского» Христианства… Но есть, в первую очередь, христиане, верующие, Христианство как таковое…

Если еще раз возвращаться в тематику теологии Креста, к истокам этого вида теологии у апостола Павла, то речь, разумеется, идет не о переживании того же, что пережил Христос. Речь, в первую очередь, идет об усвоении значения, смысла смерти Распятого для жизни верующих. И такая реальность Креста тесно связана с опытом веры – как неком «напряжении» между «личным» и «соборным». Иначе говоря, вся история Церкви находится под законом набора смысла и законом распространения христианской религии. Средневековому распространению Христианства и следовала Реформация – как некая попытка концентрации основного смысла. Это, так или иначе, и явилось основным мотивом и стержнем Реформации.