И тут свеженький наш Христос будто бы понял что-то. Посмотрел на торговцев. На лавки. На цеховые знаки над их дверями.
— Это ваши склады?
— Н-ну, наши.
— Так проще, видимо, было бы, чтобы это вы людей накормили.
— У нас нетушки, — отвечает хлебник. — Евангелием святым клянусь.
— Да они у нас пусты, хоть ты собак гоняй.
— Хорошо, — продолжает Братчик. — Что у вас есть, люди?
Поискали в толпе. Наконец говорят:
— У нас тут лишь пять хлебов и две рыбины.
— Вот и хорошо, — улыбается школяр. — Вот мы их сейчас и порежем. А дабы не видели вы своими глазами Божьего чуда, мы сделаем так. Ты, Тумаш, возьми несколько апостолов и две рыбины, да идите в ту дверь (вот я её благословляю). А я с шестью хлеб возьму да пойду сюда...
А вы, люди, становитесь в хвост, не толкайтесь, без очереди не лезьте, хватит на всех. А хлеб и рыбу подаём через окошко.
Хлебник с рыбником бросились было к нему. Тот голос возвысил так, что смотреть на него страшно стало.
— Чего вам? Люди, вы все слыхали! Эти Евангелием клялись, что у них там пусто. Так зачем мешать вам свой хлеб получить?
Только мы и слышали, как шипел хлебник у своей двери:
— Нельзя сюда. Конкурируешь, пан Иисус.
Толпа насунулась ближе. И тут завопил возле своей лавки рыбник:
— По желанию верующих чуда не будет!
Но их оттеснили уже. Христос лицо своё почти к самым глазам рыбника приблизил:
— Ну-ка, лети отсюда!
Тот не хочет.
— У вас ведь там ничего нету?
— Н-ну.
— Тогда изойдите...
И потекли толпы. Две большие змеи человеческие. А мы подавали и подавали сквозь окошки хлеба, копчёную и солёную рыбу, мешки с сухарями и зерном.
Позже сказали нам, что хлебник с рыбником испугались, что разорвёт их голодная толпа, но до самого конца смотрели, как это можно из пустых складов двумя рыбами и пятью хлебами накормить весь город. Слишком это им любопытно было.
И будто бы хлебник произнёс:
— Змеёныш! А ещё Христос. Разве Христос бы так поступил?
А рыбник якобы ответил ему:
— А я удивлялся ещё в церкви, какие это дураки кричали: «Распни его!» Дур-рак старый!
И накормили мы теми хлебами и рыбинами весь город, и в запас людям дали, и сами наелись так, что лоб и живот были одинаковой твёрдости. Да ещё и осталось двенадцать корзин объедков.