Христоверы

Иерей вошёл в избу первым и, переступив порог, остановился и окинул взглядом горницу. Увидев висящие в углу иконы, он трижды перекрестился и тихо, вполголоса, прочитал молитву. Глядя на него, старики Звонарёвы тоже повернулись к образам и перекрестились.

– Ты проходи, батюшка, за печкой она, – легонько подтолкнул иерея в спину Силантий и посмотрел на мать: – Она приходила в чувство за время моего отсутствия?

– Нет, не приходила, – ответила Марфа Григорьевна, косясь на иерея. – Уже который день в себя не приходит, страдалица сердечная.

Иерей, потоптавшись в нерешительности на месте, прошёл за печь. Увидев лежащую в кровати Евдокию, он упал у её изголовья на колени.

– О Господи, страдалица несчастная! – вскричал он с надрывом. – У кого же рука поднялась на тебя? Кто же этот вражина?

Смахнув с лица струящиеся из глаз слёзы, он взял безвольную руку Евдокии и припал к ней губами.

– Ну, ничего, жива осталась и то слава богу, – прошептал он, целуя руку. – Сейчас мы тебя в город увезём, а там… Бог даст, и мы тебя вылечим.

– Ты так говоришь, батюшка, будто души в ней не чаешь, – удивился Силантий. – Ты эдак ко всем прихожанам своим относишься?

– Не о том сейчас говоришь, раб божий, – не оборачиваясь сказал иерей. – Страдалица вот-вот с жизнью распрощается, а ты такие вопросы непотребные задаёшь.

– Да так, вырвалось, прости, – вздохнул Силантий. – Так что делать-то будем? До утра обождём или прямо сейчас в город повезём?

– А есть смысл утра дожидаться? – иерей поднялся на ноги. – Всё равно медленно ехать придётся. Если с вечера поедем, то в самый раз к утру приедем. А если с утра…

– С утра поедем, то к вечеру приедем, – закончил за него Силантий. – А там солнышко печь будет. День обещает быть жарким.

– Вот поэтому мы поедем сейчас, – тяжело вздохнул иерей. – Берём девушку и переносим её в телегу.

– Слышала, что батюшка сказал? – посмотрел на притихшую Марфу Григорьевну Силантий. – Ступай собирай Евдокию в дорогу. А ещё…

С улицы вдруг послышался грозный лай собаки и душераздирающий вопль. Матвей Кузьмич и Силантий бросились к окну.

У ворот огромный пёс Звонарёвых, схватив какого-то мужчину за правую руку, пытался повалить его на землю. Высокий, крепко сложенный незнакомец, громко крича, пытался отбиться от атаковавшего его пса, но у него не хватало сил освободиться от хватки свирепого животного. Усилив натиск, собака повалила несчастного на землю, а он, упав на спину, схватил левой рукой подвернувшийся камень и изо всех сил стал бить им пса по голове. Собака, отпустив его руку, отступила, но только на мгновение. Встряхнув головой и обнажив в оскале свои ужасные клыки, пёс снова набросился на свою жертву. Незнакомец попытался отбиться от озлобившегося пса ногами, но ещё сильнее разозлил животное. Выбрав момент, пёс бросился на незнакомца и впился клыками ему в пах. Дико завыв, мужчина схватил пса за уши обеими руками, и…

* * *

Матвей Кузьмич и Силантий выбежали из избы и поспешили на помощь к истекающему кровью незнакомцу.

– За ошейник хватай его, Силашка, и тащи изо всех сил, а я челюсти разжать попробую! – прокричал на ходу Матвей Кузьмич. – Вот же угораздило обормота этого во двор наш забрести.

– Не с моими руками такого зверюгу за ошейник оттаскивать! – крикнул Силантий, всё же хватая пса за ошейник.

– Давай старайся, Силашка! – выдёргивая из стоявшего рядом пня топор, закричал Матвей Кузьмич. – Или этот пентюх, что во двор к нам забрёл, без хозяйства мужицкого останется! А нас в полицию затаскают, давай, сынок!

Силантий изо всех сил пытался оттянуть собаку за ошейник от её жертвы, но пёс был силён и, злобно рыча, не ослаблял хватки. Матвей Кузьмич попытался вставить лезвие топора между клыков озверевшего животного, но ему никак не удавалось сделать это.

Подвергшийся нападению пса незнакомец уже не оказывал сопротивления. Он закатил глаза и потерял сознание. Матвей Кузьмич, выйдя из себя, изо всех сил ударил пса обухом топора по голове и лишь тогда он, жалобно заскулив, разжал челюсти.

– А ну пошёл на место, язви тебя в душу, стервец безмозглый! – закричал в сердцах Матвей Кузьмич. – А ну марш на место, людоед проклятущий, чтоб тебе…

Он снова замахнулся топором, и пёс, глухо заурчав, понуро поплёлся к будке. Силантий склонился над потерявшим сознание незнакомцем и…

– Савва? Ржанухин?! – воскликнул он удивлённо, узнав хлыста. – Мать твою, да какие бесы притащили тебя сюда, горе луковое?

Ржанухин представлял собой страшное зрелище. Рот перекошен, губы окровавлены, ноги раздвинуты, штаны в области паха залиты кровью. Савва хрипел, стонал, но был без сознания.

– Эх ты, мать твою перемать! – громко ругался Матвей Кузьмич, закрывая вход в будку доской. – Надо же, учудил паскудник. Укусил бы за задницу, и всё на том, а ты… Ты же из мужика поди бабу сделал?

Запертый в будке пёс, чувствуя недовольство хозяина, жалобно поскуливал и не пытался вырваться.

Вышедший из избы иерей поспешил на помощь пытавшемуся поднять Ржанухина с земли Силантию.

– Савва? – воскликнул он. – Это же адепт из секты Андрона. А что он здесь делает?