Христоверы

– А кто же его не знает, – ухмыльнулся поручик, потирая руки. – Такого кутилу трудно обойти вниманием.

– Вот и я про то, – оживился Сафронов. – Он как паразит на теле у своих родственников, а теперь уже и в нашу семью мосты наводит, пропади он пропадом, прости меня, Господи.

– Да-да, чувствами здесь не пахнет, – поддержал его поручик. – Таким горьким пьяницам всё равно к кому приставать. А не может быть такого, что он спутал спьяну вашу дочь с какой-нибудь приятельницей?

– Да вы что, господин поручик?! – воскликнул возмущённо Сафронов. – Моя дочь красивая, скромная и воспитанная девушка! Она…

Слушая его, поручик внезапно изменился в лице.

– Гм-м-м… А как ее зовут? – неожиданно поинтересовался он.

– Мою дочь зовут Анна, – пролепетал Сафронов.

– Почему-то я так и подумал, – заинтриговал его поручик. – Надо же… Как я сразу не догадался, голова садовая.

– Что означает ваше «надо же»? – забеспокоился Сафронов. – Прошу объяснить, господин поручик.

– Ничего, – ушёл от ответа поручик. – Вопрос о вашей дочери так, к слову, пришёлся. Каковы ваши соображения насчёт того, почему Лопырёв-младший именно к вашей дочери воспылал нездоровым интересом?

«Почему он интересовался Анночкой? – лихорадочно соображал Сафронов, не слыша поручика. – Чего он добивался, задавая вопросы о ней? А может быть, ему известно об исключении Анночки из Казанского университета за противоправные беспорядки?»

– Вы не ответили на мой вопрос, Иван Ильич, – будто в тумане прозвучал голос жандарма. – Я спросил, есть ли у вас соображения?

– Он, может быть, и не воспылал бы, – взяв себя в руки, ответил уныло Сафронов. – С таким образом жизни, какой ведёт этот юноша, я сомневаюсь, что женщины вообще его интересуют. Это Гавриил Семёнович почему-то решил для себя, что у сына встанут на место мозги после женитьбы на моей дочери.

– Хорошо, я приструню этого разгильдяя, Иван Ильич, обещаю, – сказал поручик. – Он у меня шёлковым станет.

Сафронов недоверчиво покачал головой.

– Боюсь, что просто приструнить этого негодяя не получится, – сказал он. – Его семья так и будет всячески донимать меня своими притязаниями на мою дочь.

– Вы что-то собираетесь предложить мне, Иван Ильич? – улыбнулся поручик. – Если да, то предлагайте, а не ходите вокруг да около.

– Хочу, чтобы его забрали в солдаты, – сжав кулаки, выпалил Сафронов. – Если Влас попадёт на фронт, там у него и мозги прочистятся, и, может быть, про жизнь свою разгульную забудет.

Такое неожиданное «желание» купца застало поручика врасплох. У него даже лицо вытянулось и округлились глаза от неожиданности.

– Потрясающий выход, Иван Ильич, – сказал он, усмехаясь. – Я хорошенько над ним подумаю.

– Тут не думать, а делать надо, – вздохнул Сафронов. – Чем быстрее Влас воевать уедет, тем мне легче дышать станет, а ещё легче дочке моей.

– А вы? Что вы собираетесь мне предложить взамен? – прищурился хитровато поручик. – Вы же собираетесь сделать это?

– Я помню, вы предлагали мне сообщить о человеке, которого ищете, – осторожно напомнил Сафронов. – Так что, он вам ещё нужен?

– Да, я помню о своём предложении, – кивнул поручик. – Мы тогда разыскивали… Впрочем, разыскиваем и сейчас дезертира, грабителя и убийцу некоего Евстигнея Крапивина.

– Помнится, вы говорили, что он обожженный весь.

– Так и есть! А вы что, его где-то видели?

– Да, я видел человека с забинтованным лицом и руками, – стыдясь самого себя, сообщил Сафронов.

– Где? Где вы его видели? – подался вперёд поручик.

– Не так давно в Зубчаниновке, – вздохнул Сафронов. – В молельном доме хлыста Андрона.

– А что вы там делали? – сузил глаза поручик. – Снова любоваться радениями приезжали?

– Нет, я приезжал к старице Агафье за лекарствами для своей супруги, – вздохнул Сафронов. – Я не знаю, как и из каких трав она их готовит, но они очень способствуют выздоровлению.

17

На улице стемнело. В Зубчаниновке ещё с полудня свирепствовала метель, но она не удерживала хлыстов, стекающихся в молельный дом на радения. Разуваясь и снимая верхнюю одежду в прихожей, мужчины и женщины в белых рубахах входили в горницу.

Когда улеглась суета, перед ними со скорбным «ликом» предстал старец Андрон.

– Слушайте меня, люди верные-праведные, – обратился он к адептам. – Я уже не раз вещал всем вам о землетрясении на горе Араратской, как вершина её чёрными тучами облеклась, как из туч полились яркие молнии потоками, как стонала земля и возгремели до той поры неслыханные громы.

Сделав паузу, он обвёл лица хлыстов долгим взглядом.

– Тряслась гора Араратская и на части трескалась, – продолжил Андрон, удовлетворённый всеобщим вниманием. – Отрывались от неё скалы и ледники вечные…

Он снова сделал паузу и посмотрел на присутствующих.

– И вот араратский царь призывает меня к себе, голуби мои сизокрылые, – изрёк Андрон и развернул вчетверо сложенный лист бумаги, который держал в руках.