Христоверы

– А откуда он взялся? – покосился на него Кондрат. – Когда мы шли по лесу, я следов никаких не видел.

– Откуда-откуда, но не я же его на тебя, будто пса, натравил? – язвительно ухмыльнулся старец. – Зверь подраненный был, озлобленный.

– А как же ты увидел его? – пробубнил Кондрат. – Ты же, не оборачиваясь, впереди меня шёл.

– Сам не знаю, – пожимая плечами, ответил Андрон. – Что-то внутри вякнуло. Ты не забыл ещё, что я только наполовину человек, а на другую половину Христос!

Дверь открылась, в дом вошёл Ржанухин. Он молча скинул тулуп, прошёл к печи и сел рядом с Кондратом.

– Эй, Савва? – обратился к нему Андрон. – Акромя письма, матушка на словах мне ничего не передавала?

– Сказала, чтобы самогон не глыкал и делом занялся, – отозвался Ржанухин.

– А ты чего, всё ей рассказал про меня? – насторожился Андрон.

– Она и сама знает, чем ты от безделья здесь занимаешься в её отсутствие, – ответил Ржанухин. – И рассказывать ей ничего не надо было.

Старец покачал головой и ухмыльнулся.

– И то верно, – сказал он. – Матушка меня как облупленого знает. А теперь… – Он посмотрел на Кондрата: – И теперь матушка права, за дело браться надо.

– А чего ты на меня глядишь, кормчий? – поёжился под его взглядом Кондрат. – Надо так надо. Говори, что делать.

– Один жид, ювелир, мне много задолжал в Самаре, – заговорил вкрадчиво Андрон. – А отдавать мне должок, видимо, не собирается. Так вот, надо спрос с него учинить. Ты как, подсобить мне в том не возжелаешь?

– Я? – обомлел Кондрат. – А я-то здесь при чём? Тебе задолжали, ты и спрашивай. Подсоблять вон Савву с собой возьми, а я… Я не для того к вам, христоверам, припарился, чтобы разбоем и грабежами заниматься.

– Следует понимать, что ты отказываешься подсобить? – помрачнел Андрон. – Какой-то жид наш корабль казны лишает, в нищету ввергает, а ты…

– Я же сказал, что жить, как жил, больше не хочу и не могу, – упрямо гнул свою линию Кондрат. – Я жить по-людски хочу, правильно. Вот нагляделся я тут на твои кренделя, кормчий, и решил, что как выйду из леса, так сразу от вас уйду.

Слушая его, Андрон едва сдерживал бушующую внутри ярость. Он сначала покраснел от досады, затем побледнел и сказал дрожащим от гнева голосом:

– Ладно, уйдёшь, Кондрат, уйдёшь. Держать не станем. А чего опредь души якшаться с нами? Ты лучше к скопцам ступай. Они там все без яиц, зато «праведники».

Потеряв интерес к Реброву, Андрон посмотрел на закладывавшего в печь дрова Ржанухина:

– Савва, ты кабана освежевал?

– Да, – коротко ответил тот.

– Мясо присолил?

– Нет, я его в сарае на шестки развесил.

– Ступай, просоли, в бочку сложи и в подпол опусти, – сказал старец. – Мясо в сарае волки почуют и опосля житья нам не дадут.

– Что, прямо сейчас мясо засаливать? – отходя от печи, посмотрел на него Ржанухин.

– А чего тянуть, начинай, – кивнул утвердительно Андрон. – Завтра с утреца всей троицей «святой» в Самару возвращаемся. Дела там у меня срочные обозначились. Они сами собой не решатся без моего вмешательства и потому… – Он посмотрел на Кондратия: – Ну а ты думай, куда подашься, «раб Божий», раз тебе с нами не по пути. Знать мы больше тебе не заступники и не покровители.

* * *

Супруги Сафроновы вернулись из ресторана домой в отличном настроении.

– Этот молодой человек просто находка для нас, – высказала своё мнение о Шелестове Марина Карповна. – Высокий, стройный и красивый, как Апполон! Мечта любой девушки на выданье.

– А я был до этой встречи о нём другого, невысокого мнения, – проболтался хорошо подвыпивший Сафронов и тут же, спохватившись, поправился: – Мне приходилось его видеть в форме жандармского поручика, дорогая.

– Так вот почему ты закрыл лицо руками, когда Андрей Михайлович вошёл в зал? – заинтересовалась Марина Карповна. – Не ври мне, Ваня, и скажи честно, ты имел неприятности с законом?

– Ну что ты, дорогая, нет, конечно! – не моргнув глазом, солгал Сафронов. – Я, гм-м-м… всегда недолюбливал людей, носящих форму, но сегодня… Сегодня я в корне поменял о них своё мнение.

– А наша Анечка большая умница, что смогла влюбить в себя такого великолепного мужчину! – вздохнув, порадовалась за дочь Марина Карповна. – Дворянская порода чувствуется во всём: в поведении, в словах, в жестах. Я даже и не мечтала о таком зяте, Ваня!

– Помечтай, помечтай, с тебя не убудет, – усмехнулся Сафронов. – Ты так говоришь о поручике Шелестове, будто сама собираешься за него замуж!

– Эх, Ваня, куда уж мне, я за дочь радуюсь, – улыбнулась мужу Марина Карповна. – Мне и тебя, кобеля старого, с лихвой хватает. Ты всю жизнь кобелился, за юбками волочился, а я молчала. Сначала переживала, плакала, а потом привыкла и смирилась.

– Ну вот, нашла о чём вспомнить, – поморщился Сафронов. – Давай лучше о свадьбе дочери поговорим. Предложение Шелестов нашей Анечке уже сделал, а она его приняла. Теперь очередь за сватовством. Поручик сказал, что…

– Фу, не называй Андрея Михайловича поручиком, – возмутилась Марина Карповна. – Как-то пошло звучит. Давай жениха нашей дочери называть по имени и отчеству, дорогой.