Христоверы

– Вот видишь, я был прав, ты убил не одного, а двух человек, Давидик, – «констатировал факт», жёстко скалясь, Андрон. – Получается, ты уже заработал себе смертную казнь, если я не убью тебя прежде!

Лицо Плешнера сделалось пепельно-серым, и он едва не лишился сознания. А старец, сверля его взглядом, продолжил:

– Сколько в саквояжах золота и на какую сумму? Только не тяни кота за яйца, Давидик, иначе прямо сейчас «застрелишься» из собственного пистолета!

– Я н-не знаю, – пролепетал Плешнер, осознав, что шутки кончились и жизнь его зависла на волоске. – П-приблизительно н-на десять м-миллионов.

– Ско-о-олько? – изумился Андрон. – Ого-го, как же мы с тобой такое неслыханное богатство делить будем?

– О-один т-твой с-саквояж, д-другой мой, – прошептал с несчастным видом Плешнер.

– А какой из них мой? – заинтересовался старец. – Укажи на мой своей рукой.

– Б-бери л-любой, – содрогнувшись, прошептал Плешнер.

– Ну-ка, – Андрон подошёл к саквояжам и расстегнул один из них. Увидев золотые изделия, он едва не лишился дара речи. Лицо вытянулось, глаза алчно заблестели. – Ничего себе! – прошептал он потрясённо. – Да этого злата хватит на десяток жизней!

Открыв второй саквояж, он опешил, увидев невероятной конфигурации браслеты, амулеты, фигурки.

– Эй, Давидик, а здесь что? – спросил он у едва живого от страха Плешнера.

– Это клад, – ответил Давид дрожащим голосом и уточнил: – Проклятый клад, извлеченный из скифских захоронений.

– Брешешь? – не поверил Андрон. – Если так и есть, то почему он проклятый?

– Потому, что украден из могил скифов, – с трудом проглотив подпирающий горло ком, ответил Плешнер.

– А кто его украл? – задал вопрос Андрон.

– Человек один, – неопределённо ответил Плешнер. – Отдавая мне это золото, он не назвал ни имени, ни фамилии.

– И сколько ты заплатил ему? – поинтересовался старец. – Объегорил поди при расчёте, признайся?

– Я не заплатил ему ни рубля, – пожимая плечами, ответил Плешнер. – Тот человек предложил мне оставить клад у себя, оценить и подготовить предложение для покупки. Он обещал прийти в лавку через месяц, но не пришёл. Видимо, его уже в живых нет.

– Эге-ге, хотел бы я хоть краешком глаза глянуть на этого мудака, оставившего за просто так кучу золота незнакомому проходимцу! – округлил глаза Андрон. – А может быть, ты сейчас лапшу мне на уши вешаешь?

– Мне кажется, что, отдав мне клад, незнакомец просто избавился от этого золота, – с унылым видом заявил Плешнер, то и дело облизывая пересыхающие от волнения губы. – Он говорил мне, что клад проклятый. Он его случайно нашёл, после разлива реки, прогуливаясь по берегу. Когда вода вошла в русло, он шёл мимо какого-то холма, и… Он и знать не знал, что холм этот вовсе не холм, а скифское захоронение. Тогда они с братом раскопали, опустошили его, осквернив это место. Затем умер брат, брата семья, жена, дети… И тогда он решил избавиться от клада и принёс его мне.

– Понятно, – хмыкнул недоверчиво Андрон. – За кладом или за деньгами он не явился, и ты обрадовался, став хозяином этой груды золота?

– Сначала обрадовался, – признался Плешнер. – А теперь сожалею. Вижу, это не просто слова незнакомца, а проклятие клада действительно существует.

– Сожалеешь? А почему? – удивился Андрон.

– Умерли все, кто клада касался, – вздохнул Плешнер. – А теперь и моя очередь, видимо, подошла.

– Ишь прозорливый какой, – усмехнулся Андрон, доставая из-за пояса кистень. – Когда шёл к тебе, убивать не собирался. Думал, забрать своё и уйти. А сейчас… – И он указал на трупы на полу. – А сейчас оставлять тебя в живых мне несподручно. Ты уж не взыщи, Давидик, но иного не дано.

Резко взмахнув кистенём, чудовищным ударом он проломил голову ювелира и с сожалением наблюдал, как перемешанная с мозгами чёрная кровь потоком хлынула на пол.

– Э-э-эх, – вздохнул Андрон, вкладывая браунинг в руку Плешнера. – Не хотел, да вышло так.

Кистень он вложил в руку Кондрата и подошёл к притихшим на прилавке саквояжам.

– Иди сюда, золото, и проклятое, и непроклятое, – сказал старец, беря их в руки. – Теперь у тебя новый хозяин, – улыбнулся он. – Столько золота зараз, надо же? А то, что проклятое оно, так это суеверие неотесанное. А я не верю ни в Бога, ни в чёрта, ни в Сатану. И в проклятие, и в кару небесную, кстати, тоже не верю!

25

– Вот так, господа, будем считать нашу служебную деятельность завершённой, и… Я благодарю вас всех за добросовестное служение России! – сказал полковник Познанский, с печалью глядя на бывших подчинённых.

– Как же так? – послышались недоумённые восклицания. – За что нас так? Мы же честно трудились во благо Отечества, государство от скверны очищая, а что же теперь?

– Это мы так считаем, что честно трудились, государство от скверны очищая, – вздохнул с трагическим видом полковник. – А сейчас называют нас «сатрапами царского режима»! А? Каково вам?

– И что же с нами теперь будет? – выкрикнул кто-то из унтер-офицеров.

– Снимут форму, заберут оружие и на все четыре стороны выставят, – ухмыльнулся поручик Шелестов. – И это в лучшем случае, господа, заметьте.