Христоверы

– Согласно твоего списку, Давид Соломонович, ты пытался меня облапошить на полмиллиона рублей! – объявил он результат сверки. – Не-е-т, ты не ювелир, а жулик, морда жидовская! Сейчас я выйду из лавки и ославлю тебя на всю Самару, мерзавец! Вот тогда тебе ничего не останется, как закрывать свою торговлю и убираться вон из города. С потерей репутации порядочного человека ты потеряешь безвозвратно все свои связи. Так что на это скажешь, Давид Соломонович?

Плешнер попытался что-то ответить, но из его горла вырывались лишь булькающие звуки.

– Ты, Давид Соломонович, один из богатейших людей Самары, – с издёвкой напомнил ему Сафронов. – А чтобы обладать таким положением, каковое у тебя пока ещё есть, надо иметь незаурядный ум. А вот любой прокол, даже самый мизерный, может лишить тебя этого положения как раз плюнуть. Так чем же привязал тебя так крепко хлыст Андрон, что ты решился рискнуть своим состоянием и положением в обществе?

– Прости, не губи меня, Иван Ильич! – обретя дар речи, с трудом выдохнул из себя Плешнр. – Не со зла я и не наживы ради, поверь. Так получилось, что я не смог отказать Андрону в его просьбе.

– Убедительнее будет твоё раскаяние, если ты мне сейчас скажешь, чем привязал Андрон твою преданность и расторопность, – продолжил настаивать на правдивом ответе Сафронов.

– Дела у нас общие, – с понурым видом ответил Плешнер. – Он же купцом был когда-то, разорился, и вот… Купцы его под разорение подвели, и вот…

– Чего ты заладил вот и вот? – нахмурился Сафронов. – Мстить начал всему купеческому сообществу Андрон, так что ли?

– Да, с этого он начал своё новое дело здесь, в Самаре, – признался Плешнер. – А потом месть отошла на задний план, и он решил на купцах просто зарабатывать.

– Подводить их под разорение? – предположил Сафронов.

– Ну, не совсем, – покачал головой Плешнер. – Андрон привязывал к себе купцов всяческими уловками, входил к ним в долю, ставил под проценты, и…

– И как далеко зашло ваше с ним партнёрство? – не сдержался Сафронов. – Как крепко вы с ним повязаны?

– Долго рассказывать, – вздохнул Плешнер. – Да и зачем тебе всё это? Ты же из купцов, Иван Ильич, а не из жандармерии.

– Да вот любопытный я не в меру, – ухмыльнулся Сафронов. – Уж очень знать хочется, как вы купцов облапошивали.

– Я никак, – попытался откреститься Плешнер. – Это Андрон их немного пощипывает, особо не напрягая. У меня дело своё, ювелирное. Андрону я помогаю только изредка.

– Э-э-эх, что же с тобой делать, Давид Соломонович? – задумался Сафронов. – Ославить на всю Самару? Жандармам на тебя пожаловаться? Или… Или… Даже не знаю, что «или»…

– А ты купи у меня всё золото, которое перед тобой, за двести пятьдесят тысяч, Иван Ильич, – счёл возможным посоветовать Плешнер. – И будем считать, что никаких недоразумений промеж нас не было.

– Заманчиво, но… – Сафронов развёл руками, – в другой раз, Давид Соломонович, в другой раз. Чтобы я всё забыл, ты мне должен рассказать о всех своих делах с Андроном. Начнёшь с того, как он «кормчим» у хлыстов стал. Он действительно считает себя Богом, или…

– Что, прямо сейчас начинать? – удивился Плешнер.

Сафронов посмотрел на притихшую в стороне дочь:

– Аннушка, а нет ли среди разложенных на прилавке вещичек какой-то особенной, которая тебе понравилась?

– Они все мне нравятся, папа, – скупо улыбнулась, отвечая, дочь. – Но колечко, которое мне больше всех понравилось…

Восприняв слова девушки как намёк, Плешнер быстро достал из-под прилавка отложенную Анной вещь и с широчайшей улыбкой протянул коробочку.

– Вот, прими в подарок, барышня, – сказал он. – Носи и вспоминай дядю Давида.

У Анны округлились глаза. Она была удивлена щедростью ювелира. Девушка посмотрела на отца и, увидев его утвердительный кивок, взяла коробочку.

– Может быть, ещё что-то себе выберешь в подарок, милая барышня? – чуть не плача, предложил Плешнер. – Выбирай, не стесняйся, я…

– Нет, колечка достаточно. – И Сафронов посмотрел на Анну: – Ты ступай домой, доченька, а мы тут ещё поговорим теперь о делах с Давидом Соломоновичем. – Он перевёл взгляд на Плешнера: – Я правильно говорю, господин ювелир?

– Да-да, всё правильно, Иван Ильич! – воскликнул возбуждённо Плешнер. – Отныне Андрон сам по себе, а я сам. Кто он мне? Не кум, не брат, не сват. Почему я за него страдать должен? Да, всё правильно, всё правильно, Иван Ильич. Я всецело на вашей стороне и готов оказать любую услугу.

4

Наступившим утром Силантий Звонарёв вошёл во двор дома и, встреченный угрожающим рычанием большого цепного пса, в нерешительности остановился.

– Ну чего ты, пёсик? – сказал он ласково, присаживаясь перед животным на корточки. – Что-то ты сердито гостей встречаешь?

Услышав его голос, пёс перестал рычать, вытянул морду и принюхался. Подойдя к крыльцу, Силантий увидел открывающуюся дверь и остановился. Пожилая женщина, увидев гостя, замерла, с ужасом глядя на него. Мгновение спустя, встряхнувшись от неожиданности, крестясь и охая, женщина попятилась к двери.

– Ты не беспокойся, Вероника Тимофеевна? – сказал Силантий. – Я ваш новый сосед, в доме через дорогу живу.