Хроника Горбатого

Дали знать Пяйве, он приехал в своей таратайке с коньяком и красными глазами. Усопшего положили в шляпную коробку с двуглавым орлом и надписью «Не боится воды». Галина, утирая слёзы, покрыла Великана надушенным носовым платком, Милочка дала ему в последний путь им же некогда погрызенный томик Шекспира. Великана отвезли на Собачье кладбище, там русский мужичок Аким за марку и бутылку клюквенной вырыл могилку. Верного друга закидали землёй, Милочка прочитала свой любимый сонет «Зову я смерть…».

Смерть не заставила себя ждать – пришла за Босовыми через две недели. Слаженные действия финских егерей и немецких воинов осложнили положение красных, совет народных уполномоченных спешно отплыл в Петроград, комендант Выборга разрешил бить всех, кто издали похож на коммуниста и не умеет считать до десяти на языке Суоми. Никто не понял, почему взяли Босовых – революционного артиста Теодора не видели в городе много лет, никаких связей у Галины и Милочки с красноармейцами, упаси Боже, не было. Настораживает, что в тот ужасный день самодура велела к завтраку подать шампанское – Пяйве выпил бутылку и заснул. Наверно, она держала нос по ветру, быстренько наговорила кому надо на «русских актёрок», чтобы от них избавиться, а мужа на время выключила, чтобы не вмешивался в ход истории человечества. Это, конечно, всего лишь наши досужие домыслы, но если дело действительно обстояло так, то не будем спешить осуждать самодуру. Во-первых, её можно понять – кому приятно делить супруга с любовницей? Во-вторых, она, скорее всего, не думала, что женщин будут убивать, надеялась, что их просто отвезут на вокзал, посадят в уютное купе и вышлют с чаем и баранками в Петроград.

Во второй половине дня под окном раздался выстрел, Пяйве проснулся и пошёл на улицу проверить – что там, хотя самодура хваталась за его пальто и орала как резаная. Город был оцеплен, по мосту вели людей, среди них были мужчины, женщины, гимназисты и зачем-то актрисы Босовы. За странным шествием следил старинный друг и собутыльник Пяйве Матте Пайккала из Охранного корпуса, он сидел на пегой лошадке. Пяйве очень старался обратить на себя внимание Матте, но тот его упорно не замечал. А ведь сколько бутылок они вместе выпили, сколько ночей гоняли шары в бильярдной! У Матте в спальне висели «Купальщицы» и «Античные борцы» кисти Пяйве, они очень нравились его супруге, под их сенью мадам Пайккала не раз гасила свой гнев и проявляла снисхождение к «этой вонючке», которая под утро притаскивалась из пивной и лезла к ней под одеяло.

Людей увели за Фридрихсгамские ворота. Матте спешился и подошёл к Пяйве.

– Матте, куда их отправляют? Это депортация? Там же моя Галина с Милочкой!

Со стороны Аннинских укреплений донеслись выстрелы. С Пяйве приключился «perdu monocle»[27] – так в театре называли «крайнюю степень удивления». Матте сочинил бесстрастную физиономию и начал говорить что-то про гражданский долг, любовь к родине, интересы частные и государственные. Поражаясь тому, насколько лицо старого друга похоже на рожу мясника и как он раньше этого не замечал, Пяйве признался Матте, что Милочка его незаконное дитя, посулил баснословную сумму денег и добился того, что актрис Босовых в последний момент вырвали из лап смерти. Пяйве Тролле обманул Матте – Милочка была дочка революционера Босова, но в тот страшный момент он чувствовал, что это его – его! – родной семнадцатилетний ребёнок, и готов был биться и платить из самодуриных денег до конца.

Мать и дочь видели, как стреляют в людей, в коих изумления было не меньше, чем испуга, и ждали своей очереди умирать. Среди них Милочка признала двух лыжников, которые с матерной бранью отгоняли от Великана свирепых собак, – совсем молодые, в гимназической форме, забормотали, перекрестились, свалились. Запомнила Акима, могильщика с Собачьего кладбища. После двух залпов старик не падал, все уже лежали, а он стоял, схватившись за голову. Румяный парень подошёл к нему и выстрелил в упор. Милочке показалось, что это Арви Тролле – она не была с ним знакома, он редко бывал в Виипури, но видела его фотографический портрет в доме Урсулы Канерва. С тех пор она не могла смотреть на румяных парней. Когда всё улеглось, подуспокоилось, за ней многие пытались ухаживать, многие сватались – она была талантливой красавицей, играла на сцене – но безуспешно. В каждом финском мужчине Милочка видела скрытого фанатика, готового проливать русскую кровь и, конечно, была не права. Таких, как Арви, было не так уж много. Но он-то да, был способен на чёрт-те что, лишь бы порадовать свою Суоми и спасти её от русского дракона.

Руна вторая Отец и сын Тролле в объятиях Вечной женственности