Хроники Арехина

— Не дышит, — бросил Арехин, и начал делать искусственное дыхание. Метод Сильвестра в санитарном отряде знали все, тем более знал его и Арехин. Выучился за годы войны.

Он работал, остальные смотрели. Три минуты. Пять. Десять. Зрачки девушки оставались широкими, сердце не билось, дыхание не восстанавливалось.

Он поднялся, выпрямился.

Командарм переводил взгляд с лежавшей на полу Джолли Рэд на Арехина.

Арехин сказал то, что должен был сказать:

— Она умерла.

Командарм медленно кивнул.

Розенвальд дернул головой:

— Врача! Нужно позвать врача!

Командарм посмотрел на Арехина, потом сказал:

— Лекпома я позвать могу, но он не бог, мертвых не воскрешает.

— Она мертва?

— Вы же слышали.

— Но как? Почему? Она ведь… Мы все… — с английского Розенвальд перешел на русский, и это явно встревожило товарища Финнегана.

— Говорите по-английски, — приказал командарм.

— Я хочу сказать, что она — ведь мы же видели — она ведь была жива…

— Вне всякого сомнения, — согласился командарм.

— Как же случилось, что она умерла?

Командарм не ответил. Вновь посмотрел на Арехина. Но откликнулся Капелица.

— Запах горького миндаля. Она отравилась.

— Отравилась? — Финнеган не поверил.

— Цианид. Синильная кислота или цианистый калий.

— Но откуда? — Финнеган посмотрел на бутылку с ликером и побледнел. — Мы все сейчас… мы умрем?

— Нет, вряд ли. Если сразу не умерли, значит, будем жить, — сказал Капелица.

— Но мы пили ликер, — возразил Розенвальд. — Как… Как она…

— А почему именно ликер? — быстро спросил командарм, — откуда такая уверенность, что отрава в ликере?

— Так запах же, горьким миндалем пахнет именно ликер!

Командарм взял квадратную бутылку, понюхал, наполнил доверху рюмку, опять понюхал.

— Значит, за моим столом наливают отравленное вино? — и он сначала пригубил, а потом и допил до конца. — Если с одной рюмки не отравился, то уж с двух-то наверное должен, — и он сел.

Теперь все смотрели на командарма. Двойная доза — чего? Ликера или яда?

Умно. По крайней мере, перестали вслушиваться в себя, ожидая каждую минуту собственную смерть. Нет, смерть чужую ждать много спокойнее.

Арехин вернулся на место.

— Пожалуй, самое время вызвать лекпома.

— Вы считаете?

— Да. Он должен засвидетельствовать смерть товарища Джолли Рэд.

— Отравление Джолли Рэд, — поправил Розенвальд.

— Нет. Внезапную смерть от сердечного приступа.

3

— Крайне маловероятно, что сердечный приступ — кстати, что за приступ? — приключился сразу после того, как Рэд выпила ликер, — Капелица говорил тихо, да еще перестук колес добавлял свое, и потому за пределами купе вряд ли было слышно. И вряд ли кто слушал. Точнее — никто не слушал, это Арехин знал наверное. Но — пусть говорит тихо. Пусть приучается.

— Ложный след, Петр Леонидович. Вы же сами пили ликер, и я пил, и все остальные. И ничего. Даже голова не болит.

— Именно, Александр Александрович, ложный след. Отравление цианидом и ликер «Амаретто». Кто знал, что к столу подадут ликер с запахом миндаля? Отравил мисс Рэд цианидом, а потом показал, что в ликере цианида нет. Все, случайная скоропостижная смерть. А на самом деле цианид был. Только не в ликере.

— В конфетах?

— Ну да. Ведь конфету взяла только мисс Рэд.

— Остальные просто не успели.

— Следовательно, если бы кто-то опередил мисс Рэд, то погибла бы не она. Или погибли бы двое, трое, да хоть все — окажись мы сладкоежками.

— Мужчины обыкновенно не спешат есть сладкое, если вообще его едят.

— Не факт. Я, например, сладкое люблю.

— Значит, было задумано отравление наугад. Этакая смертельная рулетка. Зачем?

— Просто так. Власть способна пьянить не хуже шампанского. Почувствовать себя вершителем судеб, Нероном революции.

— Слишком надуманно. Если вы имеете в виду Михаила Николаевича, то поверьте — для него смерть слишком обыденная штука, чтобы иметь с ней дело в минуты отдыха, — сказал Арехин.

— Вам виднее. Ведь это вас командарм, а, точнее, комфронта удостоил приватной беседы после того, как несчастную мисс Рэд унесли черт знает куда.

— Я не черт, но знаю: тело отнесли в соседний вагон. Утром, самое позднее днем мы прибудем в Екатеринбург, где ей устроят революционные похороны. А приватная беседа… Вы знаете, комфронта смерть Джолли Рэд тревожит не менее вашего. Даже более.

— Неужели?

— Именно. На нас эта смерть никак не отразится, согласитесь. А с комфронта могут и спросить.

— С комфронта? Кто?

— Всегда найдутся желающие спрашивать. Это отвечать никому не хочется, — разговор шел в полной темноте. Свечу в свечном фонаре загасили, ее и осталось дюйма полтора, снаружи не пробивалось ни лучика, вот и оставалось либо спать, либо говорить. Спать, понятно, было бы лучше, да не спалось Петру Леонидовичу. Можно понять. Не каждый день на твоих глазах умирают девушки. Хотя… Хорошо, сформулируем так: не каждый день на твоих глазах умирают девушки от неизвестной причины.

Капелица лежал, глядя в стену — хоть и темно, но Арехин видел и в темноте. А вот что видит Петр Леонидович, оставалось догадываться.

— Собственно, комфронта интересовался, действительно ли я считаю смерть Джолли Рэд делом естественным, не зависящим от злого умысла.

— И вы…