Хроники Арехина

Вдвоем они пошли к дому. Два этажа, первый каменный, второй деревянный, но не уступит каменному. А тротуар у дома гранитный. Сразу видно, крепкие люди живут. Вернее, жили.

Кнопка звонка была срезана, только проводочек остался. Пришлось стучать, еще и еще. Вот будет незадача, если никого нет. А то и есть, да не открывают. У малолюдья свои недостатки.

Однако ж обошлось. За дверью послышались шаги, и настороженный голос спросил:

— Что нужно?

— Ордер губкома, откройте, — излишние слова порой вредят, равно как и вежливость. Пережитки.

Открыли быстро.

— Какой ордер? — спросил безнадежно хранитель дома, так определил человека Арехин. Лет сорок, но борода добавляла добрый десяток. А пальцы правой руки — второй и третий — в чернилах. Пишет что-то, и много пишет.

— Обыкновенный, на бумажке, смотрите, — он дал хранителю ордер, а сам вернулся и взял из пролетки два чемоданчика, свой и Петра Леонидовича. Невелики чемоданчики, революционные, носильщиков нет, бань нет, прачечных нет, мыла нет…

— Куда нас поместите? — спросил он у хранителя.

— Найдем куда, — хранитель, видно, решил, что могло быть и хуже, а два человека с чемоданчиками — ничего, да и не заживутся они здесь, эти два человека, так и в ордере написано — временные жильцы. — Проходите.

Пройтись пришлось в бельэтаж, в угловую комнатку, скромную, но опрятную.

— Других пригодных для жилья помещений нет, за исключением моей каморки, — объяснил хранитель. — В этой комнате свояк купца жил, обстановка сохранилась.

Свояк, не свояк, а в комнате был и диван, и походная кровать. Можно ли желать большего?

Арехин представился и за себя и за Капелицу.

— Павел Петрович, — назвался хранитель.

Арехин усадил Капелицу на диван.

— Как самочувствие, Петр Леонидович?

— Да разве теперь самочувствие… Теперь вместо самочувствия всеобщая революционная сознательность, — попробовал пошутить Капелица. На бледном лице выступили мелкие бисеринки пота. — Не иначе, сглазили.

— Павел Петрович, — обратился Арехин к хранителю, — нельзя ли нам чаю?

— Да разве теперь чай? Теперь вместо чая кипяток, — то ли совпало, то ли шутит так хранитель. Не простой человек. Народный учитель? Из духовенства?

— А кипяток найдется?

— Как раз кипяток и найдется! Аккурат чайник зашумел, когда вы стучать начали.

— Ну, несите чайник. И стаканы тоже.

Чай, московские баранки, колотый сахар, лимон — чем не сокровище. Но Капелица глотнул раз-другой, и стакан отставил. На баранки даже не посмотрел. Плохой признак.

Арехин уделил хранителю немного сахару и баранок. Московский гостинец. Тот, проворчав, что и в Москве есть люди, оказывается, кто бы мог подумать, ушел.

Что делать с Капелицей? Если инфлюэнция, то надеяться на природу. А если в самом деле — сглазили? Есть ведь умельцы, встречались.

На этот случай у Арехина было старое ведьмацкое средство, сердитое, но эффективное.

Он достал из чемодана жестяную коробочку, открыл.

— Это что? Махорка? — спросил Капелица.

— Нюхательная смесь с хутора Мохового. Пробирает до мозга костей.

— Однако и вкус же у вас.

— Вкус здоровый. Но нюхать будем вместе.

— Вы шутите?

— Теперь разве шутки?

— Мне и свой табак сейчас не мил.

— Считайте это лекарством, — Арехин серебряной ложечкой взял понюшку, поднес к носу, втянул… Не любил он этого средства, а что делать! Чихал минуты четыре, слезы лились потоком, в ушах звенело, в глазах искры, со стороны посмотреть — чучело чучелом. Но он определенно увидел — рядом с Капелицей висело облачно, неясное, серое, будто кто-то пустил колечко дыма.

Не факт, осадил он себя. Может и показаться, после хуторского табачку-то.

Он протянул коробочку Капелице.

— Одалживайтесь.

— Вы серьезно?

— Совершенно. Потом как-нибудь объясню, сейчас лишь скажу, что прадеды наши не на пустом месте обрели привычку нюхать табак.

Капелица взял ложечку, с сомнением оглядел.

— Что, полную набирать?

— Да тут и помещается совершенная малость. Так и быть, разойдемся на половине.

Да… На человека совершенно неискушенного ведьмацкий табачок действовал особенно зло. Хорошо хоть, не вывернуло наизнанку. Ну, почти не вывернуло. Самую малость.

— Этого… этого, Александр Александрович, я вам не забуду. Удружили… — сказал Капелица, когда к нему вернулась способность говорить.

— Погодите благодарить, скажите лучше, как вы себя чувствуете теперь.

— Благодарить? Ну, знаете… — Капелица умолк, прислушался. — Знаете… Знаете, а ведь, похоже, действительно… Действительно полегчало! Наверное, вышибло всю болезнь вместе с чохом… И со всем остальным.

— Ничего, остальное мы газеткой, газеткой.

Еще через десять минут Петр Леонидович допил свой чай и съел две баранки.

— А состав этой смеси вам известен? — пробудился в нем инстинкт исследователя.

— Да.

— Случайно это не смесь Шерлока Холмса?

— Вы хотите спросить, нет ли здесь кокаина? Уверяю, ни грана. Степная махорка, тирлич, чеснок, даже немножко пороха добавляется, но ни кокаина, ни гашиша, — о толченых пиявках, цыплячьем дерьме и некоторых других ингредиентах Арехин предпочел умолчать. Есть тайна врачебная, есть тайна военная, а есть тайна колдовская.