Хроники Арехина

Трость Арехин оставил в апартаментах, считая, что раз он в России, вернее, в Советском Союзе, то можно обойтись и без трости. Довольно пары браунингов, которые он носил скрытно, но с бессрочного, полученного много лет назад, разрешения советской власти.

Дорожка шла по голому месту, что для человека, выпившего литр воды, было не очень удобно, но малолюдье спасало — отчасти и по этой причине Арехин предпочитал ранние прогулки.

Ещё через час он дошёл до Малого Седла, высшей точки его маршрута. Отсюда и Кисловодск виден отлично, и ближние окрестности, и окрестности дальние. Эльбрус розовел в семидесяти верстах. Если он видит гору, то и гора видит его. Видеть видит, но замечает ли? Или человек для горы инфузория?

Даже если и так, ничего унизительного в том нет. И если существуют люди, посвятившие себя изучению инфузорий, амёб и прочих простейших, почему бы и какой-нибудь горе не уделить минутку-другую своего горного века на изучение людей?

Мысли легкие, воздушные, с примесью натурфилософии. Такие мысли и должны быть у курортника до обеда.

Он побродил по окрестностям, запасаясь тишиной и безлюдьем на весь день, и когда на ближних подступах появились другие курортники, решил, что на сегодня довольно. Вода усвоена, организм насыщен чистым воздухом, зрение орлиное, слух совиный, упорство ослиное, пора и честь знать.

Забраться на высоту непросто, но куда сложнее спускаться вниз, порой и буквально. И хотя высота Малого Седла была курортной, но и курортные высоты отпускают неохотно.

На обратном пути у Храма Воздуха он повстречал утреннюю троицу, Михаила Афанасьевича сотоварищи. Те сидели в сторонке прямо на травке, рядом с тропинкой, подставляя солнцу лица, руки и прочие места.

Михаил Афанасьевич помахал рукой:

— А мы тут с приятелями солнышком балуемся. «Гудок» на плэнере.

Приятели тоже помахали руками.

— Илья — представился один.

— Женя, — второй тоже не отличался говорливостью.

Арехин приподнял кепи, но и только. Ему доктор не прописывал общаться на отдыхе с незнакомыми людьми.

— А давайте к нам, товарищ! — предложил Женя. — Расскажете что-нибудь про жизнь за границей, а мы послушаем.

Бесцеремонность молодой поросли, как именовали подобного рода людей в том же «Гудке», его развеселила.

— Ну уж нет, лучше я послушаю о жизни в России. Но в другой раз: сейчас меня ждут внизу.

— Важные дела? — спросил Михаил Афанасьевич.

— Шашлык, — ответил Арехин.

— Шашлык — это да, шашлык вещь стоящая. За хороший шашлык можно многим пожертвовать. Даже нашей компанией, — сказал Илья. — Мы бы тоже по шашлычку хотели, да денег нет. Не могли бы вы в порядке бескорыстной помощи европейского пролетариата умственного труда пролетариату российскому выделить советской журналистике посильную сумму? Можно в рублях.

— А ключ вам не дать?

— Ключ? — переспросил Илья.

— От квартиры, где деньги лежат, — любезно уточнил Арехин.

Он был не прочь поболтать, пошутить, влияние солнца, воздуха и воды привело его в весёлое расположение духа, почти как в раннем детстве, но всё хорошее имеет свойство кончаться, и кончаться неожиданно.

— Эк как чешут, — сказал Женя.

Действительно, по тропинке рысью поднимался конный милиционер, вторая лошадь в поводу. — Признайся, Илья, ты расплатился за вино фальшивыми бумажками?

Но шутка Жени поддержки не встретила — уж больно тревожный вид был у милиционера. Синяя форма местами потемнела от пота.

— Товарищ Арехин? — обратился милиционер, соскочив с коня и обратился точно, выделив Арехина среди остальных.

— Да, я Арехин.

— Вас просят срочно явиться к товарищу Дзержинскому.

— Кто просит?

— Я так понял, что товарищ Дзержинский и просит.

— Тогда явимся.

— Просят срочно, — деликатно напомнил милиционер. — Вот и лошадка для вас.

— Лошадка — это замечательно, только я уже лет десять не был в седле.

— Она смирная, лошадка. Спокойная.

— Тогда и я спокоен.

Арехин представил себя двадцатилетним, и — получилось, он уже в седле. Дивное чувство! Словно полёт в детском сне. Он — великан, пешие — карлики, а лошадь — добрый дух, выполняющий твои желания.

Троица из одного гудка смотрела на всадников с интересом и даже восхищением. Сам Дзержинский послал! И за кем, за курортником, то ли нэпманом, то ли иностранцем, с которым они познакомились пару часов назад. Сенсация! Хотя советские газеты до сенсаций не падки, но служащие этих газет, по привычке именуемые журналистами, сенсации любят. О них можно судачить в своем кругу, таинственно намекать в кругах иных, главное же — они придают вес в собственных глазах: и мы не лыком шиты, доведись в «Таймс» попасть, и в «Таймсе» бы не сплоховали, и в прочих «Фигаро».

Но не доведётся.

Вряд ли.

2

Под гору лошади, за исключением сорвиголов, спешить не любят, как, впрочем, и в гору. Лошадка оказалась смирной без обмана, и потому выигрыш при спуске к нарзанной галерее оказался более моральным, нежели временным: Арехин ловил на себе завистливые взгляды курортников и восхищенные — курортниц.

— Куда дальше? — спросил он милиционера, когда они оказались на Пятачке.

— На вторую секретную дачу, — ответил милиционер.