Хроники ржавчины и песка

Старик придумал, как собирать жизненно необходимую воду. Сейчас нужно пошевеливаться – иначе она испарится или стечет за борт, в песок. Почти все обломки дырявые как дуршлаг и не могут удерживать никакую жидкость. А та, которую удастся собрать, того и гляди станет непригодной для питья, если в нее попадут личинки насекомых, керосин, какой-нибудь яд, кости животных, куски одеревеневших трупов, иссохшие сердца механокардиоников…

Цян оборудовал целую сеть ведер, протянувшуюся на три мили от его жилища. С промежуточными постами для их очистки и переливания воды. Довольно редкие и не очень обильные дожди заставляли беречь каждую каплю.

У старика было два главных занятия – вспомнить название корабля и найти расставленные ведра. Собранной воды ему обычно хватало до следующего ливня. А еда? Если не привередничать, того, что он находил в пустыне и на кораблях, было достаточно, чтобы не умереть с голода.

Старик принюхался: воняло падалью и гнилыми испарениями.

Почему он не перенес все ведра на свой корабль? Иногда Цян и сам задавал себе этот вопрос, но старался думать, что дело в самодисциплине: раз все равно приходится бродить по обломкам в поисках еды, почему бы заодно не собрать воду – какая-никакая тренировка для головы и тела… Глядишь, память вернется, а с ней вместе и название этого чертова корабля.

Бесконечно долго Цян блуждал по нагромождениям раскаленных на солнце железяк, пробирался по мостикам и бакам, кормам и носам развалюх, перелезал через упавшие мачты. Через искореженные дымовые трубы и наваленные кучами сгнившие канаты. Повсюду – железо с острыми краями и битое стекло. Иссохшие шины и разномастные носовые фигуры. Но Цян ни на что не обращал внимания. Ступал как можно осторожнее, хотя ноги по щиколотку были замотаны в три слоя грязных тряпок.

Если провалишься в трюм, точно свернешь себе шею или – еще хуже – сломаешь ногу и окажешься в ловушке.

Разгневанное солнце решило поквитаться с грозовыми тучами за короткие минуты плена и нещадно пекло тех, кто рискнул покинуть свои убежища.

И неважно, что день клонился к вечеру.

Старик посмотрел на небо: ни облачка, ни тени – лишь пустынная синяя гладь. Перевел глаза на гребень гор: на самых высоких пиках лежит снег. Присел у подножия огромной дымовой трубы, изъеденной ржавчиной. Краска почти облупилась, но три буквы еще можно было разглядеть: Н-Е-Т.

«Что – нет?»

Цян улыбнулся в седую бороду. Увидел первое из своих ведер – и усталость немного отступила. В отличие от его памяти сеть ведер работала исправно.

Где-то рядом должны быть еще четыре, расставленные так, чтобы уберечь их от ящериц и ночных хищников: какое-то он зацепил за уцелевшую мачту, другое – повесил на борт в тень, третье – прикрепил цепью над темным трюмом.

Сейчас Цян находился где-то в середине своего маршрута; каждое ведро – вода и пляшущая в ней прозрачная звездочка. Если повезет, можно будет даже принять ванну.

Достал из кармана большой обмылок, понюхал: неужели наконец пришло время пустить его в дело? Этот кусок мыла и полбутылки отличнейшей муравьиной граппы в придачу Цян нашел на борту развалившейся на три части бригантины. Когда-то мыло пахло медом, но теперь пропиталось запахом его пота.

Поднявшись, Цян подошел к первому ведру. Заполнено только на треть. Старик жадно прильнул губами к мутной воде. Поморщился, вытер рот рукавом. Не больно-то много, конечно, да и привкус отвратительный, но горло смочить – пойдет.

Огляделся. Силясь вспомнить, где второе ведро… Точно, свешивается с борта соседней развалюхи. В тени.

Пробрался на палубу и поднял канат. В ведре – пусто, дно продырявлено. Проведя по краю рукой, старик проклял ржавоеда, который посмел покуситься на его собственность.

Третье ведро перевернул ветер, хотя Цян специально закрепил его тяжелым металлическим прутом.

Выругавшись, старик плюнул в песок. Что-то ему подсказывало – и в двух других ведрах он ничего не найдет. Но нет: в одном утонул зверек с густой и длинной, как волосы, шерстью, а во втором оказалось достаточно воды, чтобы напиться перед обратной дорогой.

Другие ведра, штук двадцать, были слишком далеко, чтобы успеть сегодня до них добраться: еще час, и солнце сядет – надо вернуться домой до заката. Плутать по этим развалюхам в темноте – безумие.

Вдруг он услышал голоса.

Открыл люк, проскользнул внутрь. Вонь чудовищная – наверное, тут уже неделю гниет чей-то труп. На покосившемся полу – квадратики тени, птичьи перья и масляные пятна.

Он затаился, прислушиваясь.

Снова голоса. Гулкий стук тяжелых сапог по полому металлу. Удары посоха о пол, говорящие о желании избежать ненужных встреч.

Кто они? Что им здесь нужно?

У Цяна с собой – только матросский нож, которым он потрошил ящериц, свой почти неизменный обед.

Лучше подождать: как пришли, так и уйдут.

Он выглянул наружу.

Шаги приближались. По всему было понятно – эти люди не привыкли ходить на цыпочках, осторожно отмеряя каждый шаг по трухлявому из-за ржавчины и непогоды железу.

Удар – за борт что-то полетело, с оглушительным грохотом отрикошетив несколько раз.

«Мое ведро», – с раздражением подумал Цян.