Хрущев. От пастуха до секретаря ЦК

На следующий день, 18 мая обстановка, по словам Штеменко, "крайне обострилась: выявился танковый клин немецких войск, направленный в спину нашим 6-й и 57-й армиям и группе генерала Л.В.Бобыкина.

А.М.Василевский снова предложил Верховному Главнокомандующему остановить Харьковскую операцию и повернуть нашу ударную группировку на юг для отпора врагу. Однако и на этот раз И.В.Сталин подошел к телеграфному аппарату и потребовал, чтобы Военный совет Юго-Западного направления дал оценку обстановки. Главнокомандующий С.К.Тимошенко вновь ответил успокоительными заверениями, и наступление продолжалось. Еще сутки драгоценного времени были потеряны. А обстановка час от часу обострялась".

Жуков подтверждал: "Верховный, ссылаясь на доклады Военного совета Юго-Западного фронта о необходимости наступления, отклонил соображения А.М.Василевского". При этом Жуков категорически утверждал: "Существующая версия о тревожных докладах Военного совета Южного и Юго-Западного фронтов Верховному Главнокомандующему не соответствует действительности. Я это утверждаю потому, что лично присутствовал при переговорах Верховного".

Лишь "часов в 18 или 19 того же дня" (то есть 18 мая), – свидетельствовал Василевский, – мне позвонил член военного совета Юго-Западного направления Н.С.Хрущев. Он кратко проинформировал меня об обстановке на Барвенковском выступе, сообщил, что Сталин отклонил их предложения о немедленном прекращении наступления, и попросил меня еще раз доложить Верховному об их просьбе. Я ответил, что уже не однажды пытался убедить Верховного в этом и что, ссылаясь как раз на противоположные донесения военного совета Юго-Западного направления, Сталин отклонял мои предложения. Поэтому я порекомендовал Н.С.Хрущеву обратиться непосредственно к Верховному. Вскоре Хрущев сообщил мне, что разговор с Верховным через Г.М.Маленкова состоялся, что тот подтвердил распоряжение о продолжении наступления".

К этому времени ситуация на фронте еще более ухудшилась. Как вспоминал Василевский, "19 мая ударная группировка противника, действовавшая на Барвенковском выступе, вышла в тыл советским войскам, и только тогда Тимошенко отдал, наконец, приказ прекратить дальнейшее наступление на Харьков и использовать основные силы нашей ударной группировки для ликвидации прорыва и восстановления положения в полосе 9-й армии. Верховный утвердил это решение. Но, к сожалению, состоялось оно слишком поздно: три армии Южного и Юго-Западного фронтов понесли тяжелые потери". Погибли командующие 57-й и 6-й армии К.П.Подлас и

А.М.Городнянский, а также другие генералы, офицеры, рядовые красноармейцы. По данным германского военного командования в боях под Харьковом немцами было захвачено 240 тысяч пленных, 2026 орудий, 1249 танков. Лишь меньшая часть группировки советских войск смогла выбраться из окружения.

Василевский замечал: "Я пишу все это не для того, чтобы в какой-то степени оправдать руководство Генштаба. Вина ложится и на его руководителей, так как они не оказали помощи Юго-Западному направлению. Пусть нас отстранили от участия к ней. Но и это не снимало с нас ответственности: мы могли организовать хотя бы отвлекающие удары на соседних направлениях, своевременно подать фронту резервы и средства, находившиеся в распоряжении советского командования".

Такая самокритичная оценка своих действий Василевским резко контрастировала с тем, как описывал эти события Хрущев в своем докладе на ХХ съезде. Тогда он возлагал всю вину на Сталина и лишь на него одного. Вина же Сталина состояла лишь в том, что он согласился с рискованным планом Тимошенко и Хрущева, хотя и постарался ограничить его задачи. Когда же Хрущев вечером 18 мая стал убеждать Сталина в необходимости отказаться от действий, вытекавших из предложенного им же плана, Сталин несколько часов не соглашался с этим, ссылаясь на аргументы, которые в течение нескольких недель выдвигали Хрущев и Тимошенко. Вряд ли эти часы могли что-либо изменить в ходе операции, уже обреченной на провал.

Между тем главная вина в разгроме советских войск под Харьковым лежала на Тимошенко и Хрущеве, выдвинувших заведомо неисполнимый план операции. Видимо в глубине души Хрущев сознавал это. Аджубей писал: "Долго, практически до самых последних дней жизни это терзало Никиту Сергеевича. Много раз передумывал он события под Харьковым, находились доброжелатели, которые успокаивали Хрущева все новыми "вариантами", хода этой операции, снимавшими вину за поражение… Но все это не гасило вины".